Так вот и идёт топтание на месте. Журнал пока что идёт за счёт выклянчивания денег (два раза на №№ 2 и 3 дала очень крупные суммы Дина Верни – добрая женщина), да за счёт всяких трюков – я цементирую подвал – мне набирают текст, натуральный обмен. Многие технические вещи научился и делаю сам. В Москве художники, небось, думают, что если там тратятся миллиарды на пропаганду, то и с другой стороны должно быть то же самое. Да ещё в конторе внушают: а вы знаете, на чьи деньги издаётся этот журнал. А здесь абсолютно всем наплевать на пропаганду, на идеологию, здесь просто не знают, что это такое. Информация – да, но пропаганда? Здесь это слово оскорбительное, с отрицательным значением. (По радио иногда поймаю: «весь советский народ с огромным воодушевлением воспринял доклад» и пр. – дикость и только. Уже всё забыл и теперь думаешь, да как же это возможно, да как же я жил во всём этом, как же они ещё там живут?
У большинства эмигрантов отношение к своему прошлому резко брезгливое: какого чёрта меня до сорока лет водили за нос и считали за идиота? А ведь это люди, которые слушали передачи и считали себя информированными.) Словом, все эмигрантские объединения и издания аргентинские, польские или русские держатся исключительно на энтузиазме участников и перебиваются с хлеба на воду. А про русских я уже писал – хоть волком вой, до чего дурная нация. Зависть, грызня, полная неспособность к чему-либо позитивному, просто лень, болтовня вместо дела, завышенное самомнение, дикая консервативность. Журналы возникают как грибы, но и дохнут как мухи – нет денег, покупателей мало, меценатов ещё меньше. Есть организация, закупающая их для раздачи советским морякам, но это такой мизер, что дела не решает. (Кстати, на деньги ЦРУ, т. е. американских налогоплательщиков. «Вот, вот, видите – воскликнул бы какой-нибудь кэгэбэшник, – а они наши враги!» – возможно.)
Конечно, я чертовски доволен, что я уехал, и считаю, что всем надо это сделать. Хоть здесь в какой-то степени и нелегко сначала, но всё это будет проходить по мере укоренения в здешней жизни. С каждым годом жить здесь становится легче и привычнее. Хотя вспоминаются годы жизни там, особенно последние, с мастерской и налаженной работой. Я думаю, что и там я был счастлив в какой-то мере. Очевидно, это не столько зависит от окружающей обстановки, сколько от сознания, что тебе удаётся делать максимум возможного в настоящих условиях. Но всё-таки там это больше походило на проращивание ногтя через ладонь, а здесь удаётся делать какие-то реальные дела.
Писать