В спортзале я перекрашивал наглядную агитацию, занимался тренировками, отрабатывая приемы самообороны. Тут ко мне пристал старший геолог Мухин. Хороший мужик я вам скажу, но не без изъянов, как и у всех буровиков. Крепкий чай, типа чефира и немного крепких напитков. На буровых обычно чефир готовили в трех литровых банках, пачка грузинского чая заливалась водой и бросался провод на контактах которого укреплялось обычное лезвие от бритвы и всё, через минуту пойло готово. Мухин жаловался на сердце и давление. Хотел позаниматься в спортзале и попросил его потренировать в знании приемов самбо. Я ему сразу сообщил, что для этого нужно разогреться, пробежками, отжиманием и т.д., научиться выполнять спортивное падение и на первое занятие пройти теоретический курс. Затем изучить движение ног, использование веса и силы противника. Но что ты, этот бычок ни в какую. Покажи ему все приемы сразу.
Да не выдержать даже десяти. Достал он меня, я его предупредил. Возраст у Вас за сорок пять, мышцы
не расслаблены и не разогреты, падать не умеете, больное сердце. Показал я ему несколько приемов,
Мухин попадал и успокоился. В спортзал он больше не приходил. На последок я предупредил его, что
злоупотребление чефиром и крепкими напитками приводит к инфаркту – миокарда, через несколько
лет это и произошло. Очень приветливый, доброжелательный был геолог, я даже не знаю почему
таким людям посвятивших себя своей профессии полностью отпущено времени так мало. В августе,
подкопив деньжат, я перевелся в Министерство Внутренних дел, а вернее был направлен экспедицией служить и защищать ее тяжелый труд освоения Крайнего Севера, который возможно в будущем поможет нашей стране. В районном центре я познакомился уже основательно с дружным коллективом, подписал все
необходимые документы и приказы. Меня поставили на дежурство помощником дежурного на сутки с участковым Михайленко Николаем. Вечером инспектор уголовки Эйхман Юра долго не выходил из своего кабинета. Михайленко не выдержал и зашел к нему проверить, что он там делает. Послышалась ругань
Юрия, что Николай не дает никакой жизни, а потом звон разбившегося стекла. Стало понятно Эйхман
перед