– Почти остыла, – сказала Лида, прежде чем полить.
Глеб сложил черпачком ладони, зажмурился и окатил лицо. Из крана, должно быть, не холоднее.
– Хорошо?
– В самый раз, – сказал Веретинский, потянувшись за полотенцем. – Ни разу не видел этот ковш.
– Ну ты даешь, – сказала Лида. – Прошлым летом еще покупала.
– Ты знаешь, – сказал Глеб, – среди посуды у меня мало друзей.
– В смысле?
Юмор этой женщине был определенно чужд, несмотря на увлеченность скетч-шоу и стендапами.
– Тарелка, чашка, блюдце, вилка и две ложки, маленькая и большая, – пояснил Веретинский. – Больше друзей нет.
– А, – сказала Лена. – Бокалы не забудь – для вина и пива.
Пока она досматривала свою передачу, Глеб ел рагу. Как ни крути, а кормила Лида бесподобно. И рагу, и борщ, и голубцы, и паста, и картофель, жаренный в кожуре, – по части готовки эта женщина давала фору ресторанным поварам. Даже компот она варила каким-то секретным способом, что сразу припоминались вкус, запах и ощущения родом из детства. Почерк избранных – умение смастерить блюдо так, чтобы оно тягалось с образцами детских лет.
Так совпало, что ужин Веретинского закончился вместе с так называемым юмористическим шоу Лиды.
– Покажешь картину? – сказала она.
– Только предупреждаю: она выполнена в непривычном стиле.
– Ты разжигаешь мое любопытство.
Глеб повел Лиду в кабинет, включил свет и без всякого изящества сорвал оберточную бумагу. Здесь полотно казалось другим, нежели в «Сквоте», но по-прежнему магическим и грандиозным – ни много ни мало. Лида исследовала картину долгим несведущим взглядом и в итоге не разделила ее очарования.
– Почему у них лица нечеткие?
– Что ты имеешь в виду?
– Глаза, рот, уши слабо видны, – сказала Лида. – Будто сплошная кожа. Неясно, то ли синие глаза у них, то ли карие, то ли серые. Даже заколка у нее четче прорисована, чем глаза.
– Полагаю, это сознательный ход, – сказал Глеб. – Художник отчетливо изобразил детали одежды и интерьера, а лица сделал смазанными, чтобы показать обезличенность героев. Не самый выдающийся прием, зато действенный.
– То есть?
– То есть это пустые люди. У них нет характера, нет воли, нет того, что отличало бы их от остальных. Они давно разменяли себя на вещи.
Лиду объяснения не удовлетворили. Глеб стоял как дурак с выставленным перед собой полотном, преткнувшись о ее молчаливое недоумение.
– Не нравится? – спросил он.
– Ты был прав, когда говорил о непривычном стиле, – сказала Лида. – Все-таки я не понимаю современное искусство.
Можно подумать, в классическом она разбиралась.
– Дело не в том, что это современное искусство, – сказал Глеб. – Это не элитарная чепуха, которую продают на аукционах за крупную сумму лишь потому, что авторитетный критик назвал эту чушь шедевром. Наверное, тебя насторожила мрачная атмосфера.
– Наверное.