Единственная из всех Чекина поняла, что происходит с Лизою. Молодая итальянка оказалась вовсе не такой уж наивной простушкой, каковой могла показаться, приседая перед Фальконе, терпя придирки фрау Шмидт или кокетничая с Гаэтано! Именно Чекина вдруг, как бы ни с того ни с сего, сказала Лизе, что, если дела так и дальше пойдут, на вилле Роза будет две больные вместо одной.
– Вам надобно отдохнуть, синьорина. Нельзя все время идти, согнувшись в три погибели. Распрямитесь хоть ненадолго!
– Что ж ты мне присоветуешь? – раздраженно спросила Лиза, не отрывая лица от подушки, в которую уткнулась, пряча злые слезы. Пуще из-за душевной черствости, которую обнаружила в себе. – Разве прочь сбежать? Да куда ж я пойду и зачем?
– Поверьте, вам и один день роздыху сладок покажется после сей каторги, – ласково пропела Чекина, и Лизу вдруг по сердцу резануло это грубое и откровенное – «каторга». Но итальянка, почуяв свою осечку, обрушила на Лизу ворох предположений и предложений, смеха и соленых шуточек, сочувственных восклицаний и советов, после которых оглушенная Лиза была уже вполне уверена в одном: дни ее сочтены, ежели один из них она не проведет как можно дальше от виллы Роза.
Проще сказать, ей вдруг стало нестерпимо скучно… Она не ощущала себя чужой в этой стране, где сам воздух был проникнут древней гармонией и красотой; и все-таки ей порою до дрожи хотелось дикого посвиста ветра, слитного шума дубровы, ожидающей грозы, скрипа саней под полозьями – всего того, чего в прекрасной Италии не было и не могло быть. Доходило до того даже, что она с упоением вспоминала опасные приключения на постоялом дворе! Словом, пособничество Чекины пришлось как нельзя кстати.
Служанка советовала уйти тайком, сказавшись еще с вечера недужною и попросивши не беспокоить себя хоть денек, а уж она-то, Чекина, неусыпно станет следить за исполнением сей просьбы! В своем платье идти никак нельзя. Девицы из благородных семей шагу не могли ступить без призора. Только лишь простолюдинки-крестьянки, мещаночки могли свободно и в одиночку появляться на людях. Коли так, Лизе надлежало сказаться простолюдинкою и соответственно одеться.
Тут же расторопная Чекина притащила в ее опочивальню одно из своих новых, щедростью Августы купленных одеяний. Примерив его, Лиза ощутила себя как бы заново родившейся… Два минувших года словно бы канули в никуда, и она вновь воротилась в обличье той Лизоньки, которая жила когда-то в Елагином доме. Вот разве что вместо темного сарафана, скромного платочка и лапотков на ней теперь был узкий черный атласный корсаж, надетый на рубашку с длинными рукавами и так туго зашнурованный, что талия стала тонюсенькой; потом была еще надета ярко-синяя шерстяная юбка, а под нею – нижняя, из грубого льна, отчего верхняя казалась пышной-препышной,