Звучащее слово. Повесть. Евгений Шестов

протоптанным дорожкам среди невиданных полулюдей-полузверей как во сне Татьяны покатится его бренная никому ненужная бессмысленная жизнь, которую он так любит. Любит, но не может определиться, чего же ему все-таки недостает, для чего он все время чего-то хочет. Здесь надо сразу оговориться, что он автоматически исключал из этого списка мысли самые примитивные, типа поспать, пожрать, сходить в интересное место. Это понятно всем, даже самому последнему дебилу. Нет, он имел ввиду другие мысли и желания. Ему было непонятно, например, почему он сейчас в этой комнате у родителей, а не под боком у законной супруги Леры. Нет, конечно, он помнил, что они поругались, что она накричала на него и тут же, спохватившись, пыталась его остановить, но он героически, по-дурацки вырвался из ее рук, хлопнул дверью чуть ли не по носу благоверной. А ночью, среди неполной темноты, в сумраке занавешенной комнаты придумывал слова, которые он скажет, и причины, которые позволили бы ему вернуться, и при этом не пострадало бы его мужское самолюбие. Но ничего не придумывалось. Все слова были малозначащими и не приносящими результата. Все причины – глупыми и надуманными.

      Подъем-прыжок с кровати, утренний ритуал умывания, приглаживание вихров на лысеющей голове. Что-то его беспокоило, он пытался вспомнить и не мог, что же он должен сегодня сделать. Что? Сегодня ведь какой-то важный день. Для чего? Кому он должен? Долго сидел за столом, цедил по капле горячий кофе. Бутерброд есть не стал, лишь надкусил. Потом тщательно проверил, перед тем как надеть, всю свою одежду: рубашку, галстук, костюм. Не торопясь, оделся, разгладил китайский галстук, прикрепил его заколкой к рубашке. Полуботинки аккуратно сложил в сумку, завернув каждый в отдельный пакет. В прихожей перед зеркалом расчесал волосы, долго вглядывался в свое отражение, взлохматил прическу и вновь причесался. За спиной в зеркале возникла фигура отца. В одних трусах и майке тот прошел в туалет и вместо приветствия буркнул:

      – В воскресенье мать должна приехать. Не забудь встретить.

      – А ты что же?

      – А я в воскресенье дежурю. График у меня! Понял?

      – Да понял я, не ори.

      Денис прошел в свою комнату, прикрыл дверь, присел на накрытую пледом постель, взял в руки текст. «Вот и поговорили», – подумал он. И тут же произнес вслух:

      – Вильгельм кончил с отличием пансион.

      – Будет тебе пансион. Полный, – где-то бормотал отец. – Французский легион. Аккордеон. Галеон.

      Денис поднялся, выглянул из комнаты:

      – Хватит, ложись спать. Рано еще.

      – Поучи меня еще, сопляк.

      «Что же я хотел сделать? – думал Денис. – Сегодня двенадцатое, в девять сорок концерт. Какой? Блин. Сегодня же Пушкин. Вот чучело. Надо было еще вчера повторить, посмотреть текст. Теперь вряд ли успею. Собственно повторять надо только „Египетские ночи“. А „Графа Нулина“ он помнит. Хотя тоже пройти в памяти