Феномен игры. Вадим Демчог

был родиться женщиной, настолько его внутренний мир алогичен и жаждет боли. Его маркиза Де Помпадур – это на 100 % склад его собственного ума. Когда его садомазохизм просыпается во мне, я начинаю серьезно себя побаиваться. Прорасти он в другой культуре, его страстью было бы самобичевание или смерть от сэппуки (харакири), хотя и то, и другое он уже сыграл, как на сцене, так и в жизни. Счастье от созерцания тех глубин, на которые претендует этот, ещё не окрепший для таких амбиций персонаж, доставляет мне истинное наслаждение. Через его де Сада часто проглядывает мой Фолиаль (тот самый, что когда-то вышвырнул меня из профессии на 10 лет). То, с каким упорством этот персонаж протискивается сквозь третью пренатальную матрицу Грофа, заставляет мой взгляд увлажниться. Но с другой стороны, осознание глубинных детских импринтов уже случилось, уже стало объектом исследования, уже выплеснулось на зрителя под маской Маленького принца, и сидя в первом ряду, я спокойно вытираю свои глаза белым платочком, продолжая ждать последнего акта, перед его катарсичным превращением в бабочку.

      Самик Какиашвили

      Далее, самый совершенный хитрец из всех. Настолько хитрый, что уже достиг (как кажется) мастерства перехитрить даже самого себя. Он больше всех близок к моей собственной природе, и поэтому я более других чувствую, насколько ему тяжело с самим собой. От других он легко может спрятаться, от себя же, хоть и очень старается, убежать не получается. Постоянно наступает себе на пятки и себе же сам мешает развить настоящую скорость. Прекрасен в Мольере и Обломове – самой органичной и искренней своей ипостаси (хотя второго на сцене никогда не играл). Тотально уверен, что никто не способен просчитать его тонких манипуляций, хотя на самом деле они шиты красными, галогеновыми проволочками. Считает, что может сформировать своё развитие чужими руками. При этом изумительно хорошо создает коллективную атмосферу расслабленности и потенциальности. Легко и быстро чарует женщин, воодушевляя их открытость и развитие, искусной болтовней. Но когда его ум действительно соответствует размерам его скелета, что бывает крайне редко, когда из комнаты кривых зеркал выныривает его тотальность, происходит чудо. Он становится невообразимо прекрасным, тягловым, ответственным, магнетичным. Думаю, более чем на месте оказался бы в роду войск римских легионов, под названием Велиты. Не имея никакой защиты, и могущие рассчитывать только на свою верткость, эти персонажи были вооружены только тем, что подворачивалось под руку, и т. н. талантом оскорблять. Трибуны выставляли их перед курией для того, чтобы те, своим убойным сарказмом, метанием какашек, уничижительными речитативами и гнойным юмором задирали противника. И когда туповатые варвары, исполненные наивной обиды, бросались на обидчиков, велиты просто исчезали за щитами профессиональных легионеров. Его Мольер, Колобок, Пикассо – все, как на подбор, язвительные трикстеры и безжалостные тролли. Не уверен, что выживет на Эвересте. Скорее всего придется оставить