Сталь.
Так звучало оно.
Так звенело. Стальльль…
Что это за имя? Откуда оно – он хотел знать.
Лет десять тому, когда стал занимать его этот вопрос, еще был жив отец. Но и отец не знал. А, может быть, знал, да не сказал. Сколько раз казалось ему, что отец собрался и скажет, но отец шевелил сухими губами, щурясь, длинно смотрел на него, и не говорил. Он боялся – это сын понял позже, много позже, когда не стало уже отца, когда, в поисках собственных корней, в день своего тридцати трех летия, будто по обещанию, заглянул он, за неимением семейного, в архив государственный, в прохладном, гулком фойе которого, заполнил карточку, отпечатанную на узком листе зернистого картона, а заполнив, получил доступ к немногочисленным газетным статьям и несекретным документам. Он провел в архиве весь день, и следующий, и еще, но так и не нашел там ничего, кроме скучных дат и невыносимо скучных констатаций событий давних, которые, сплетясь в беспрерывную длинную цепь, однажды привели к катастрофе.
Отец боялся.
Чего?
Чего он, Сталь, органическая часть этого странного, если верить архивам – исконного народа со странным именем Сталь, боялся, живя в бывшей России – теперь некого было спросить. Комар запел, запел над ухом, задребезжал высоко, плавно выводя изгибы голодного своего полета, смолк. Он почувствовал укол микроскопического инструмента, проникновение, равнодушие. Будет чесаться, будет, будет, потом перестанет, потом прилетит другой комар, третий, четвертый. Сколько еще ждать, когда проснется старик, когда скажет, соизволит, вспомнит, забудет – знает, не знает? И на черта ему все это нужно? Зачем?
Он пытался думать – думать не получалось, не получалась даже ругань, не рождалась, глаза закрылись сами собой, его качнуло, он мотнул головой, приподнялся, не разгибая ног, шагнул к узкому угловому, заваленному чем попало, топчану, сгреб барахло, свалил на пол, вытянулся.
Будь, что будет.
– Ты чо?..
Он открыл глаза – старик склонился над ним, щурясь глядел в самый лоб, будто целился.
– Я? Прилег на полчасика…
– Прилег? – старик улыбнулся черным ртом, крякнул.
– Прости.
– Полсуток, как прилег, – хохотнув, взвизгнул старик.
– Как?
– Так! Добудиться не могу. Ты пришел в пятницу утром?
– Ну?
– Баранки гну!
– А теперь?
– А теперь суббота к концу, эвон… – старик залился.
– Устал.
– Знамо, устал.
– Устал я.
– Тебя как звать-то?
– Николаем.
– Николай, стало быть.
Ему показалось,