7
Наутро я пытаюсь побороть свой страх перед Фиби, перед ее отношением ко мне – как к очередному захватчику, незваному новичку в длинном списке приемных детей. Спускаясь по лестнице, даю себе слово исправить это, наладить отношения с ней. Медлю на площадке первого этажа, подслушиваю разговор, который ведут Фиби и Майк.
– Почему она опять не идет в школу? – спрашивает она. – А я почему должна идти?
Судя по шутливому, передразнивающему тону Майка, которым он отвечает, мисс Кемп ничего не сказала ему про плакат на моем шкафу в раздевалке. Должно быть, хочет разобраться сама. Навести порядок «без шумихи».
Я нащупываю сквозь блузку шрамы у себя на ребрах. Знакомый узор, спрятанный от посторонних глаз. Язык, который понимаю только я. Шифр, карта. Памятка, написанная азбукой Брайля на моей коже. Где я была в тот момент, что происходило. Ты терпеть не могла, когда я резала себя, это мерзкая, отвратительная привычка, говорила ты, но, как я ни старалась, у меня не вышло отучиться от нее.
Шаги сверху возвращают меня в настоящее, я опускаю руку. Выше этажом Саския выходит на лестницу и начинает спускаться ко мне.
– Доброе утро, все в порядке?
В ее голосе напряжение, отчаянное желание, чтобы в нее поверили, надежда, что со мной у нее получится лучше, чем с Фиби. Я киваю. Сдержанно. Реальность такова, что люди в большинстве своем не смогут принять правду, правду обо мне. Шлепанье лап по мрамору. Рози. Она делает несколько кругов, валится на пол: бревнышко золотистое, как сентябрьское солнце. Смотрю, как она дышит. Ее лысоватый живот опускается и подымается. Вспоминаю свою собаку, джек-рассел-терьера Патрона, которого мы взяли из приюта для потеряшек, еще одна попытка выглядеть нормальными, как все, а заодно избавиться от крыс, которые водились в нашем старом доме. Он быстро распугал всех, ты называла его хорошим мальчиком, пока он не начал проявлять интерес к подвалу. Скребся и принюхивался под дверью. Инстинкт подсказывал ему, что там находится.
Он мог учуять.
Ты утопила его в ведре, когда я была в школе. Тело лежало окоченелое, с шерсти стекала вода. Я завернула его в одеяло из его корзины и похоронила в саду. Я не смогла отнести его в подвал. Только не туда.
Меньше чем через неделю крысы вернулись.
Саския улыбается, говорит:
– Я знаю, сегодня важный день. Тебе нужно как следует позавтракать.
Иду на кухню вслед за ней и запахом ее дорогого масла для тела.
Радио включено, передают новости.
Говорят про тебя.
Ты звезда, гвоздь программы, как это ни дико. Этот оттенок едва заметен, но я улавливаю его в интонации диктора, когда он перечисляет пункты обвинения, предъявленного тебе. Саския с Майком переглядываются друг с другом. Фиби ничего не знает, но тоже слушает, рука с бутербродом повисла возле рта.
– Психопатка чертова, вздернуть мало, – говорит она.
Кишки затягиваются в тугой узел у меня в животе. Я задеваю первый попавшийся под руку