– Прекрасно! Вы давно живете в Америке?
– Заметен акцент?
– Самую малость. Славянский.
– В Америке я почти пятнадцать лет. Признаюсь, я мало что помню из своей прежней жизни. А потом, прошлое мне совсем неинтересно. Давайте не будем размениваться на любезности, и вы начнете с того, для чего сюда пришли.
Конкретная, прямая, как летящая к цели стрела. Мыслит по-мужски, не стала размениваться на обычные любезности. За ее поступками и словами просматривается деятельный практичный ум.
– Вы ведь занимаетесь компьютерами?
– Именно так. Совершенствую процессоры, работаю над их безопасностью. Мне за это неплохо платят.
– Да, это я уже успел заметить. С кем я только не разговаривал, но буквально все говорили о вас исключительно в восторженных тонах.
Худенькое плечико едва дернулось, видно, обозначив некоторое недоумение, после чего она произнесла:
– Мне лестно, конечно же, это слышать, но хороших компьютерщиков очень много, и я вижу, что вас интересует нечто другое.
– Да, это так… Вы проницательны. Я у вас хотел спросить, вы были знакомы с Томми Харриссоном?
На девушке был синий простенький брючный костюм, весьма удобный как в домашней обстановке, так и на улице. Положив руки на стол, Дарья Шелест напоминала студентку колледжа, грезившую о большой любви. И только всмотревшись в аквамарин ее глаз, начинаешь осознавать, что в них застыла хорошо скрываемая печаль, какая может случиться только от несчастной и поломанной любви. Взгляд, полный грусти, давал осознать, что в действительности она значительно старше, чем могла казаться поначалу. Судьба, несмотря на молодость, уже успела протащить ее по ухабам и бездорожью, а боль, вдруг плеснувшаяся в уголках глаз, спряталась за подчеркнутой вежливостью.
«Интеллигентна, умна, – дополнил Обрайн психологический портрет. – Что еще? Выдержанна».
– Это вопрос лишний. Уверена, вы знаете о том, что мы с ним встречались… Чего вы не могли знать, так это то, что мы с ним были помолвлены. И если бы не тот трагический случай. – Ровные зубки впились в нижнюю губу. На хорошем личике отобразилась боль, преодолев которую Дарья негромко произнесла: – Мы бы с ним поженились через пару месяцев. О нашей помолвке знали только самые близкие.
Дрогнувшие ресницы – всего-то бесконечно малая величина той бури, что разрывала ее узкую грудную клетку.
– Мне очень жаль, – искренне произнес Анри Обрайн, не зная, как потактичнее перейти к следующему вопросу. – Он ведь был талантливым человеком.
– Да. Очень. Многие считали, что он гений, – просто объявила Дарья.
– Вот как… Неожиданно. И насколько же он хорош как гений?
– Гениальность не знает степени сравнения. Ему просто было дано все то, чего недоставало другим.
– Но все компьютерщики, с которыми я разговаривал, в один голос утверждают, что вы более сильный программист, чем он.
– Мне