– Черт бы побрал этого идиота…
Длинный Клэй подошел к чулану и открыл дверь. За ней, подрагивая, стоял большой черный сундук. Стрелок постучал рукояткой револьвера по дереву.
– Сиди тихо, а то разозлишь меня.
Человек в сундуке притих.
Брент взглянул на отца. Ядовитые глаза Плагфорда-старшего полыхнули, выжигая воздух. Недоеденная баранина упала на опилки. Пальцы здоровяка сжали приклад черного обреза.
– Джей-Эл, – предупредил Штукарь и, поспешив к окну, схватил старика за правое запястье. – Не надо.
Длинный Клэй встал между папашей и черным сундуком и достал из заднего кармана фляжку с бурбоном. Свет, вспыхнув на серебряном сосуде, отразился пламенем в безумных глазах старика.
– Успокойся, – сказал стрелок.
Джон Лоуренс убрал руку с приклада дробовика, принял фляжку, крутанул крышку и поднес горлышко к потерявшемуся в зарослях рту. Сделав три долгих глотка, он завинтил крышку и снова увел взгляд в серое утро. Как часто бывало в последние полгода с лишком, здоровяк обошелся без слов.
Между тем Штукарь поднял упавшее мясо, снял прилипшие опилки и завернул кус в обрывок восковой бумаги.
Длинный Клэй посмотрел на Брента и Стиви.
– Слейте из сундука и поставьте его в повозку. Живо.
Глава 4. Баллада для настоящих людей
Виселицы в Нуэва-Вида установили два года назад, спустя полвека с лишком после того как местное население уступило драгоценные мексиканские акры бледнолицым тексиканцам[18]. Карательные приспособления являли собой очевидный и впечатляющий символ правосудия, регулярно обеспечивающий зрителей развлечением, особенно забавным в том случае, если повешенный необычайно долго дрыгал ногами или его голова отрывалась.
Приблизившись к эшафоту, Умберто Кальес вытер пот с лысины, прикрытой до того сомбреро, и пошел по ступенькам, украшенным росписью, несомненно, радовавшей глаз каждого вздергиваемого эстета. Запыхавшись после подъема, пятидесятичетырехлетний мексиканец пересек платформу в направлении балюстрады и уже оттуда, со смертоносных подмостков, обратился к зрителям с вопросом, не желают ли они послушать песню.
– ¡Por favor! – закричали восемь из двадцати четырех собравшихся внизу человек.
Умберто окинул взглядом толпу – нет ли в ней городских чиновников (они не хотели, чтобы серьезное сооружение использовалось для других, не имеющих отношения к смерти, развлечений), но не увидел никого, кто мог бы доставить ему неприятности. Среди слушателей преобладали люди, спешить которым было некуда, – швеи, фермеры и старики, а потому Кальес решил исполнить длинную меланхолическую балладу, бесспорно способную воздействовать на эмоции.
Сжав лакированный гриф гитарки, он крепкими ногтями правой руки резко прошелся по струнам и под ровный перебор представил публике композицию, называвшуюся «Под галькой» и представлявшую собой художественный пересказ подлинной истории человека, сражавшегося против бледнолицых тексиканцев более пятидесяти лет назад.
Умберто