Рассеяно, думая о своём, эхом откликнулась жена:
– Да. Загадка… Валя! Валя, ты слышишь?
– А? – длинноволосый Валентин слегка сдвинул «бици» на левое ухо.
– Опять уши «оглупителями» заткнул, – она жалобно бросила взгляд в сторону мужа, – и как они у него выдерживают всю эту нагрузку? Я один раз попыталась послушать, что у него там играет, так чуть глаза на затылок не выскочили!
Однако супруг не упустил шанса «отомстить», став на сторону старшего:
– Тяжёлый рок, что ж ты хочешь! Это тебе не классика.
Фыркнув, Валентина Сергеевна демонстративно отвернулась к плите.
А Дмитрий Тарасович и Лёнька, став удивительно похожими, молча разглядывали первые капли дождя, припарковавшиеся на оконном стекле прозрачными и беззащитными бусинками. Гроза расправляла тёмные плечи.
– Ну что? – тёплая, сильная и такая родная отцовская рука слегка тронула Лёнькину макушку, – Похоже, наша воскресная прогулка в парк накрылась медным тазом? Или точнее – серым одеялом.
Он секунду выждал, а потом неожиданно произнёс:
– Не жжёт дождинка болью горькой,
И не сестра она слезе,
Но почему запретов столько,
В грозу, на лётной полосе…
Он помолчал.
– Ты, правда, так сильно хочешь поехать?
– Да, очень, – сын ласковым щенком потёрся о сильное папино плечо.
– Значит поедешь. Если очень…
Летим!
Аэропорт Домодедово, скромный пасынок зажравшегося и немного помпезного Шереметьево-2, рассчитанного на избалованного иностранца или отечественного толстосума, серел длинными рукавами залов и запылёнными витринами магазинчиков со всякой «отлётной» ерундой.
На самом же деле, скромная домодедовская неброскость содержит в себе куда более «русскости», чем показушные декорации позднесоветских новостроев. Пусть он немного суетлив, немного не в тренде, не так причёсан и умыт, но зато очень искренен и этим подкупающ. Спустя три дня мужчины дома Семёновых, возглавляемые решительной Валентиной Сергеевной, упрямыми корабликами, раздвигающими человеческое море, пристали в зоне паспортного контроля.
Чуть подёргивая старшего сына за локоть, мать торопливо отдавала последние инструкции:
– Как прилетите, сразу позвони, понял? Сразу, а не через месяц. Валентин! – она начинала сердиться, – Да сними ты свои глухосниматели! Почему всегда кричать приходится?
Любитель тяжелого рока снисходительно пробасил:
– Да позвоню, позвоню мам! Чего ты кипиш подымаешь?
– Что?
– Чего зря кипишишься, говорю?
Теперь она рассердилась уже по-настоящему:
– Ты что, по-человечески совсем разговаривать разучился? В этом своём «Дружбе Народов»? Или ты тренируешь