От автора
В юности я мечтал стать писателем. Похоже, и тогда обманчивая эйфория в построении планов уже соседствовала у меня с мнимой рассудочностью – поэтому я, считая, что зарабатывать на жизнь писательским трудом в этой стране означает лишиться свободы (какую жизнь? какой свободы?), решил получить настоящую профессию – совершенно верно – врача. Однако почти сразу, проведя какие-то расчёты и прикидки, я определил, что врачом мне становиться совсем уж нельзя, потому что врачу надо, конечно, ехать в глушь (а не оставаться в Ленинграде), к такому подвигу чувствовал себя не готовым, к тому же настораживала некоторая склонность к горячительному, которая в провинции разовьётся с неукротимой силой. Ну и так далее.
В результате я поступил на физический факультет и, ведя активную богемную жизнь, всё же умудрился его окончить. Физиком я тоже не стал, а стал биологом, даже достиг локальных успехов. Но старого не забыл – «привычка не рукавичка: не повесишь на спичку» – и по временам писал в разных жанрах: стихи, рассказы, пьесы.
Так сложилось, что носило меня по берегам морей – от Балтийского к Японскому и обратно, от атлантической Европы до тихоокеанской Калифорнии и снова к атлантическому побережью, поэтому и название «По обе стороны воды».
В работе над книгой мне помогли многие люди, главных я хотел бы поблагодарить: старых петербургских друзей – Владимира Рябчука и Геннадия Банщикова – и, конечно, мою жену Ирину Заленскую, терпеливо разделившую со мной годы странствий, автора фотографий на обложке.
Конспект завещания
Мы должны перейти реку и отдохнуть там
в тени деревьев.
Ибо, смерти помимо,
всё, что имеет дело
с пространством, – всё заменимо.
И особенно тело.
Когда утром соседка Марья Степановна постучала в дверь, всё ещё спалось, брелось вдоль шуршащих кленовых аллей, и никак не выйти было из них. Она же, любопытствующая, просто принесла письмо из расковерканного почтового ящика, где вечно комкались «Смена» и «Ленправда». Письма обозначали проблемы или беспокойства; это было от сокурсника, теперь камчадала, математика в Институте вулканологии, и спрашивало, уезжает ли адресат и когда. Проглядев его, Александр Рафаилович перевернулся на другой бок и снова задремал под клёкот голубей на подоконнике. Задрёмывая, подумал: «О чём же они свои клювы безутешно бьют, о чём?» – и заснул.
Увы, была не суббота, и пришлось подниматься. Выкарабкался из сна, побрёл на кухню, завёл чайник, стащил малосольный огурец со стола Марьи Степановны (она его, Рафаиловича, любила и пестовала). Пока радио бубнило и чайник закипал, умылся холодной водой под малое декольте, побрился.
Автобус, жёлтый и длинный – ящерица из двух сегментов, гнулся на поворотах, скрипел, наконец вынырнул на набережную около Марсова поля, и Александру Рафаиловичу снова пришлось проснуться. Дальше легко – назад к Летнему, налево и в институт. Только добрался, морду вахтёрше показал и зашёл в гудящий зал ЭВМ, как вместо «Привет!» коллега прошептал: «Теперь надо валить, просто сразу валить». «Да что они, сговорились?» – подумал.
Машинный зал шелестел, подвывал тихую песенку, пощёлкивал, взрывался печатными очередями, и тогда лента цифр ползла, извиваясь, устраивалась на полу. Вечером вычислительные игры закончились, Александр Рафаилович поехал домой. Посмотрел телевизор про Вильнюс, как раз случившийся, вспомнил Баку, Тбилиси, долго не спал, а утром позвонил бывшей жене. Или наоборот, вечером первая жена дозвонилась с того континента, сказала: «Давай! Приезжай!»
Когда ИЛ-62, проскользнув сквозь Шеннон и Ньюфаундленд, чокнулся о бетон «Кеннеди»1, Александр Рафаилович увидел жёлтые ленты, флаги и растяжки «Welcome home heroes. We are proud of you»2 – морпехи возвращались из Ирака. Крепкие, загорелые, защитно-пятнистые вываливались в зал, и музыка играла «From the halls of Montezuma to the shores of Tripoli…»3. А над аэропортом крутилась гроза, все рейсы «Нью-Йорк – Остальная Страна» ушли или задерживались. Александр Рафаилович казался себе мокрым голубем, чудом перелетевшим через Атлантику, и незаметно комкал заветную пятёрку долларов в кармане (весь капитал до приезда к бывшей жене), размышлял в испуге, кто он, где был, где есть и как, поиграв в морпеха, тоже вернётся домой.
Бывшая жена выручила подъёмными, год на коротких работах поездил с одного конца континента на другой. Океан с той стороны был холодным, но красивым, с этой – плоским и тёплым. На западе было больше китайцев, на востоке – чёрных. К югу – Куахнахуак, где Консул4 вечно пьянствует подле вулкана, и полоска Чили, далёкая, как полоска Фонтанки дома. К северу – что там, к северу? Потом сменил визу и определился – математика помогла, упаковался в маленький колледж, читал про матричные