Каждый день приносил неожиданные открытия, только лишний раз подтверждающие: хоть ты и не видишь Господа, но все это создал Он и Он же совсем рядом, а если захочешь, то сможешь найти Его и в глубине своего сердца.
Все это к чему вело, и размышления теперь не покидавшие его разума ни на минуту, исключая только молитовку, спонтанно готовили его к главному на сегодняшний день испытанию. Но не имея на это благословения, Иона не мог и думать о пещере покаяния, а только боролся с собой, моля Бога раскрыть перед его взором неугодное Ему в себе и словеса Евангелия для собственного разумения.
День его начинался еще засветло, оканчивался далеко за полночь. В светлое время суток он много читал, быстро возрастая в знаниях и мудрости – вся природа была ему учителем, многие знания космоса раскрывались ему неожиданно и вовремя. Отец Олег задерживался, будто специально не желая прерывать возрастания.
Нужно заметить, что испуг в еловом лесу близ пещеры покаяния, был настолько сильным, что сам не хотел и думать о походе в нее, но страхи эти открывали, в том числе, и пережитое Христом после задержания, на пытках и истязаниях, на Кресте. Вставая на молитву, он явно представлял, что воспринял совершенно по собственной воли Господь за его грехи, от которых он теперь пытался избавиться. Эти чувства научили его сердце быть разумным, а ведь в неразумное Бог не входит. Не станем увлекаться рассказами об этом, однако заметим, что перед молитвой Иона научился умерщвлять свое тело, призносил первое слово с мощным понуждением отрыва от всего мирского, превозносился и отрывался от всего, что могло быть телесным желанием или, хоть каким-то малым сигналом. Он вставал своим сердцем в середину души, которая сораспиналась ее Спасителю, и страдала вместе с ним.
Отец Олег, как никто чувствовал это и не мешал готовить из чистого сосуда наполненного прозрачной водой, сосуд священный, вот-вот должный наполниться священным елеем.
И вот через два месяца, гораздо больше предсказываемого, «хранитель» двинулся в путь, полагая до заката встретить совершенно другого человека, по сравнению с тем, которого оставил еще недавно, приходя похоронить Евмения….
Пещера покаяния и могла быть посреди рая или святого места, где не ни демонов ни откликов страданий или признаков гибели душ, где они выступали свидетелями фиаско своих гордыни и тщеславия, возомнивших себя способными на полное покаяние, считающими себя святыми, безгрешными, смиренными, ни такими, как прочие, а значит возвышающими себя как фарисей над мытарем в притче Христа о молитве.
Такую точку на земле должно окружать все, что может вселить в претендента страх предстоящего и сомнения в своих силах, что порождает в смиренном и нищем духом человеке его взгляд внутрь себя. Разобравший в своем