Эта фраза звучала для молодого подрастающего поколения неоднократно, была путеводителем и оправданием многим Огородникам. И единственное в чем приходилось оправдываться, что они всегда работали на своих местах с полной отдачей своих знаний и сил, не потакая дуракам и посредственностям. И этого им никогда не прощали до самого развала СССР,
Он ушел на фронт с кавалерийскими частями воевать против танков, попал в окружение, с боями выходил, попал в плен, бежал из лагеря военнопленных под Винницей, ночами пробирался к линии фронта, во время одной из облав был ранен в плечо. Принял решение добираться до Помошной, и, однажды ночью постучался в окно родительского дома. Это было летом 1942 года. Ввалился в дом получеловек – полу мертвец. Спасать! Ольга и жена Галина его искупали. Остригли наголо, продезинфицировали рану, для чего ее просто пришлось выскребать до живого места. Никакой анестезии. Только самогонка-первач. Жена брата Ольга, ветеринарный врач, которая давала клятву по окончании института «ни под каким видом не врачевать людей», эта клятва находится до сих пор в одном из семейных архивов, врачевала и спасла.
Это был, пожалуй, первый, на грани героического, поступок матери, который удалось наблюдать старшему из детей – Вадику. Всеми действиями по обслуживанию и спасению руководила его Мама. Только этого воспоминания хватило бы ему для вечного поклонения перед деятельной натурой мамы. Она велела тете Шуре нагреть побольше воды, притащили два стиральных корыта, в которые попытались определить дядю Мишу, но, так как он стоять уже не мог, его посадили на табурет, который стоял двумя ножками в одном корыте, а двумя в другом. Дядю поддерживала тетя Галя, поскольку ей ничего больше нельзя было поручить, она не хотела отходить от мужа, все боялась, что он вот-вот умрет. Пока мама Оля его мыла и стригла ножницами наголо, бабушка тихая, но очень деятельная, готовила бинты, для чего резала на полосы и проглаживала простыни, ни звука не проронила, только действовала, иногда советуясь с Олей, потом перешла к подготовке постели. В большой кастрюле кипели маленькие и большие столовые ножи, предварительно наточенные дедом, это готовились «скальпеля» для предстоящей операции. Сдвинули два стола на кухне. Кухня в доме деда была большая, наверное, около двадцати пяти метров, во всяком случае, обедали всегда на кухне, и умещалась вся семья.
Дядю уложили на импровизированный операционный стол. Он закрыл глаза и потерял сознание. Нашатырный спирт у мамы был в походной аптечке, которую взяли с собой из Григориополя (знал бы дядя, как это все пригодится, в первую очередь и для него, положил бы больше и содержательнее). Привели в сознание. Удалили истеричную тетю Галю, поручили бабушке надзирать за ней, она всем мешала, вскрикивала, пыталась падать в обморок, будто оперировать без наркоза собирались ее.
Ассистентами