Только сейчас ей удается прокричать что-то вроде «нет-нет-нет!».
Пять метров, четыре метра.
Голова с помпоном поворачивается назад. Дедушка по инерции продолжает бежать на месте. Наконец, он замечает громадину, которая несется прямо на него. Заворожено смотрит на чумазый номерной знак и трясущийся тент, под которым гремят кирпичи.
Три метра, два.
Из ее руки выскальзывает пакет с пышками и летит под грузовик. Она не знает, что случится раньше: упадет пакет на дорогу, дедушка угодит под колеса или она успеет его оттолкнуть в сторону. А может, вместе с ним попадет под удар.
Один метр. Прыжок.
Анфиса удивилась своей прыти, когда уже падала в обнимку с дедушкой на асфальт. Ей в затылок будто дунул ветер: позади пронеслась трехтонная махина. Пакет с пышками встретился с бугристым колесом и в ту же секунду превратился в лепешку.
Лишь только они вдвоем рухнули на тротуар, где-то поблизости раздался грохот, разбавленный истошными криками прохожих.
Анфиса подняла голову и увидела смятый кузов грузовика, который буквально воткнулся в стену дома. Еще бы чуть-чуть – и досталось бы витрине аптеки. Вокруг – рыжая россыпь кирпичей. Из кабины, покачиваясь, вывалился водитель. С белым, как известь, лицом, он несколько раз повернулся вокруг своей оси, замахал руками и протараторил что-то невнятное.
Чьи-то руки ухватили Анфису за плечи и с силой потянули вверх. Другие руки – помогли подняться на ноги дедушке. Его заветренную щеку пересекала розово-черная ссадина.
Потирая ладонью плечо, Анфиса подобрала с асфальта шапку с помпоном.
– Вы в порядке?
Она сказала это куда-то в пустоту. Голова кружилась, как после аттракциона. В ушах до сих пор отдавался звук раскалывающегося кирпича. Анфиса машинально стряхнула с шапки пыль и протянула ее дедушке. Только сейчас она заметила на себе пристальный взгляд сизых глаз из-под седеющих ресниц. Это был взгляд щенка, которого подобрали зимой на улице, завернули в шарф и досыта накормили супом. Но в то же время это был бы породистый щенок: под нелепой шапкой с помпоном скрывалось широкое и совсем не старое лицо, лишь под глазницами проглядывались бороздки, прочерченные от мясистого носа к вискам. Таким обычно пишут портрет доброго помещика с хорошей родословной, о благородстве которого после смерти слагают легенды многочисленные потомки.
– Вот, вы обронили шапку.
Он несколько секунд смотрел на Анфису, потом на шапку, потом снова на Анфису. Его глаза вдруг сверкнули так, словно перед ним стояла его повзрослевшая внучка, которую он последний раз видел еще на трехколесном велосипеде.
– Дай-ка я тебя обниму! – и тут же сковал свою спасительницу крепкими объятиями. От него пахло горьковатым одеколоном с примесью сандала.
– Все живы?! – Их завертел подоспевший водитель, который, наконец, пришел в себя и, видимо,