Домой Анфиса возвращалась уже неторопливым шагом. Перед ней раскрывался, как кувшинка, полуденный Петербург. Сквозь зеленоватые кудри Литейного моста мерцала Нева, осажденная теплоходами с туристами. Над головой ссорились чайки. В ее руке в такт шагам постукивали каблуками запыленные туфли.
Ощущая пятками шероховатость асфальта, Анфиса вдруг вспомнила, как впервые прогулялась босиком по центру Петербурга.
Тогда, год назад, она сошла с поезда «Новокузнецк – Санкт-Петербург»и настолько прониклась обаянием этого города, что вмиг осталась без багажа. Просто присела на скамейку возле Ладожского вокзала, поджала под себя босые ноги, включила на плеере «Брэйнсторм»1 и подставила лицо майскому солнцу. А когда проиграла первая песня – рядом уже не было ни дорожной сумки со всеми вещами, ни новенькой «зеркалки», ни даже потертых кед, купленных три года назад на американском сайте. В кармане – только разрядившийся телефон и восемьсот рублей. Пришлось ехать на метро в никуда: она помнила только название улицы, на которой находилась ее первая съемная квартира. Пока она рассекала по городу без обуви, на нее никто не обратил внимание. Нет, конечно, несколько прохожих кинули взгляд на ее босые ноги. Но в этом взгляде не было ни насмешки, ни удивления, ни, уж тем более, презрения. Только интеллигентное равнодушие: как будто в Петербурге принято ходить без обуви. Анфиса даже подумала, что будь она абсолютно нагой, реакция была бы аналогичной. Позже она поняла: этот город настолько полон чудаковатыми людьми, что все они здесь кажутся вполне обычными. Что и говорить, если в Петербурге даже пивную бутылку просто так не выбросят, а воткнут в нее салфетку и выставят на гранитный парапет, как инсталляцию. Такие странности Анфиса встречала на каждом шагу, пока училась называть подъезды парадными, курицу – курой, шаурму – шавермой, а мультифору – файлом. Потом тоже привыкла. Недавно поймала себя на мысли, что уже не обзывает этот город Питером и не вывешивает белье на балконе. «Так поступают только приезжие», – повторяла ей пожилая петербурженка в отглаженном клетчатом платье, у которой она одно время арендовала комнату в Петроградке. Только выселяясь, Анфиса узнала, что эта бабушка лет двадцать назад переехала из Мордовии.
Через сорок минут Анфиса обнаружила себя на набережной канала Грибоедова, неторопливо жующей пышку. В пакете – потели еще десять. На ее ногах были уже кеды, купленные по пути на распродаже: хоть и грело солнце не по-петербургски, тротуары были всё еще холодными. Штанины брюк Анфиса закатала до колена, жакет перекинула через плечо, а хрустящую блузку – завязала узлом чуть выше талии. От образа девушки с рецепции не осталось и следа.
Дорога была непривычно пустой для этого времени. Можно было даже услышать музыку, которая доносилась из кабины