Оскорбление тишины
Уильям Пенн, если бы он жил в современной Пенсильвании, вполне мог бы считать тишину даже еще более враждебной «воле и разуму» человека. Ведь в настоящий момент я пишу в мирной уголке недалеко от города Филадельфия, основанного Пенном 300 лет назад. Я часто слышу гудящий рев улетающих и прилетающих самолетов в аэропорте в нескольких милях отсюда, а также грохот поездов с ближайших железнодорожных путей. Звуки, печально свидетельствующие о нашей современной склонности производить излишний шум. Представитель прошлого поколения, Олдос Хаксли, описал это неудачное достижение двадцатого века, а ситуация еще ухудшилась с тех пор, как он написал: «Физический шум, ментальный шум и шум желаний – у нас записана история их всех. И не удивительно; ведь все источники нашей почти фантастической технологии превратились в оскорбление тишины». Мы можем быть благодарными за то, что наше поколение становится внимательным к разрушительному влиянию излишнего шума, как на душевное, так и на физическое здоровье, и постепенно привлекает ресурсы науки и технологии к решению этой проблемы.
Целительная сила тишины
Во времена более мирные, чем наши, Чарльз Лэмб, эссеист восемнадцатого столетия, открыл для себя частное противоядие от «оскорбления тишины». Он пишет: «… когда дух болезненно раздражен, даже пресыщен до тошноты шумом-гамом и бессмысленными звуками мира, каким бальзамом и утешением бывает пойти и посидеть тихо полчаса на каком-нибудь бесспорном уголке скамьи, среди кротких квакеров!» Ему показалось, что это спокойное воздействие было оказано на него тем, что «хотя зачастую собрание заканчивается без единого произнесенного слова… разум бывает напитан. Вы уносите с собой нерукотворную проповедь… вы окунулись в тишину».
Это личное открытие целительной силы тишины, сделанное Чарльзом Лэмбом, который, при всем своем восхищении богослужением квакеров, так никогда к ним и не присоединился, было хорошо известно первым Друзьям. На их ощущение необычности тишины для человека оказала сильное влияние современная им практика церковных служб. Этим службам было свойственно многословие длинных проповедей, молитв и песнопений, некоторые из которых имели весьма полемический и воодушевляющий характер. И дело не в том, что сами ранние квакеры избегали споров и эмоций. Существует, однако, достоверное свидетельство того, что через реальный опыт практики молчания и неподвижности они обретали путь к возрождению своих душевных