Но неприятная сдавленность в груди медленно превращается в тягучий ком ненависти, который тут же растекается по жилам, зажигая мозг и тело. А мне остается лишь наблюдать, как моя ладонь, сжатая в кулак, словно в замедленной съемке врезается в стену. По костяшкам бьет яркая волна иллюзорной боли, кровь тут же приливает к месту ушиба. Я поднимаю руку к лицу. Дрожит в мутном свете коридора болезненно белая конечность.
Надломленная смелость падает на железный пол.
***
Я наблюдаю, как ходят желваки Фила, когда я сообщаю друзьям о том, что мне предстоит прислуживать семье Ричардсонов. В комнате темно, но от глаз Отца нашей скромной компании будто исходит зловещее сияние. Он встает и скрещивает руки на груди.
– Не позволю.
Я усмехаюсь. Наивный Филипп. Если бы Инклинов еще спрашивали, что да как. Видимо, он забыл, что мнение слуг никогда не воспринимается всерьез, даже считается дерзостью.
Буквально десять минут назад я влетела в комнату и стала ходить кругами, пока ребята не выудили из меня признание о Лейве. А до этого я наблюдала потрясенный взгляд Чтеца, который со странной бережливостью поглаживал мою руку. К чему такая забота? Он же знает, что ничто не может причинить мне вреда.
Однако его лекция была долгой. «Как ты расточительна… Совсем себя не бережешь…» Эти слова засели в голове, будто мотив навязчивой песни – и прогнать из головы не можешь, и слушаешь до бесконечности долго.
Поднимаю глаза, когда чувствую, как Фил касается моей руки. Он садится рядом, а его фиолетовые глаза что-то ищут внутри меня, пытаясь пробраться под кожу, залезть в мысли.
– Давай сбежим, Мари? – отчаянная надежда в фиолете даже пугает меня, отчего я чуть не отталкиваю его руку. Кажется, он чувствует это, поэтому переплетает наши пальцы. – Пожалуйста. Только ты и я. Будем навещать остальных. Что-нибудь придумаем. Мы же всегда можем найти выход из ситуации. Пожалуйста.
В горле пересыхает. От того, что хочется ответить ему согласием. От того, что хочется все бросить, сдаться, забыть. Забыть убийство своей семьи. Но когда я понимаю, от чего могу отказаться, мгновенно выпаливаю:
– Нет, – и только увидев его боль вперемешку с удивлением, я шепчу. – Прости…
– Почему?
Почему? Да потому что я – сирота-Чистая, которой правят жажда мести и желание ощутить кровь Грега Намира на своих руках. И этот побег помешает мне отомстить. А так все хорошо, Филипп.
– Кто-то же должен поставить этого мажора на его законное место, – как можно более искренно улыбаюсь, наблюдая за тем, как Фил что-то высматривает на моем лице. Он словно хочет верить мне, но сомневается. Словно он что-то знает.
Но это невозможно. Я все хорошо продумала, настолько вжилась в роль Марианны, что стала ею. Маргарет – лишь тень прошлого, которое я не могу отпустить. Лишь предрассудки моей ненависти.
– Ладно, – Отец поддерживает мою ложь и ласково