Уже к середине этой яростной тирады было ясно, кого имеет в виду сэй советник. Император исключением не стал. Однако уточнил:
– Вы обвиняете Димостэниса в том, что он по ночам грабит чужие дома?
Прервался, давая всем собравшимся проникнуться тем, что только что слетело с его губ.
– Или вы обвиняете меня, что я истратил государственную казну, и теперь мои подданные вынуждены искать средства для существования на стороне?
– Ваше величество, – наконец вымолвил обвиняемый, – не думаю, что сэй Дайонте хотел как-то обидеть вас. Видимо у советника была тяжелая ночь, а утром он решил, что не любит меня еще чуточку больше чем обычно.
Внешнее оставаясь невозмутимым как скала, Димостэнис весь сжался в тугой комок нерв и мышц, а невидимый кинжал в боку провернулся с новой силой, напоминая о том, что нелепость происходящего лишь видимость, которая в любой момент может обернуться для него непоправимой трагедией.
Талал Дайонте проигнорировал ироничные замечания с обеих сторон и продолжил.
– Я требую, ваше величество, чтобы вы приказали арестовать преступника и предали его в руки правосудия в соответствии с законами Астрэйелля. До этого момента он будет находиться под охраной в моем имении.
– Сэй Дайонте, – голос императора звучал все более угрожающе, – если вы никак не можете остановиться и прекратить этот фарс, я хочу вам все же напомнить, что своими обвинениями в адрес Димостэниса, вы наносите глубокое оскорбление не только ему лично, но и всему Дому Иланди. Вы готовы отвечать за свои слова? У вас есть весомые доказательства? Вы уверены, что хотите начать этот процесс?
Талал Дайонте повернул голову в сторону обвиняемого.
– На месте преступления явно считывается аура того, кто проник в мой дом.
– Ууу, – язвительно, с некоторой ленцой протянул Дим, – вы меня уже почти напугали, сэй Дайонте. Я– то опасался, что я потерял у вас свою печатку или именной амулет. И что же это за аура?
– Серебряная, – не сказал, выплюнул Дайонте, словно самую большую мерзость, какая только попадала ему в рот.
– И все? – засмеялся Иланди. – Простите сэй, но неужели в нашем огромном государстве не найдется еще пара-тройка, десяток таких как я? С такой же аурой? Или может, мой дар чем-то необычен?
Он поднял глаза на своего оппонента. Во взгляде советника вспыхнул огонь, жгучий, непримиримый. В этот момент Димостэнис ясно понял, что это противостояние никогда не закончится ничьей. Что сейчас они преступили ту черту, до которой еще берут пленных. Это была война, беспощадная и до самой последней капли крови.
– Умеющий видеть – видит, – процитировал Дим фразу понятную им двоим. Или троим. В перепалке с Дайонте, он совсем забыл про Пантерри, который