– И списка нет, – задумчиво сказал воевода. – И запомнить ты её не мог, на ней не только морок, она ещё на всякий случай проклята. Оно не найдёт его. Но и ты его не найдёшь. Ежели ты не врёшь, конечно же. А ты не врёшь, я бы это почувствовал.
Из-за двери раздались удары топора. Опричники ломали скамейки гребцов и разбивали рукояти вёсел, ища тайники.
– За сколько оно купило тебя? – спросил Фёдор.
– За жизнь. Долгую, как у тебя, а может, и дольше. А без него ты ничего не сможешь мне сделать. Как и ему. Как и всем, кто сильный.
– Как и вы мне.
– Где он хоть? – поинтересовался воевода.
– Ты думаешь, я тебе скажу? – усмехнулся боярин.
– Нет, не скажешь! Но ты всё равно не заберёшь его! – ухмыльнулся воевода ему в ответ. – Тогда Москву уже ничто не сможет уберечь. Оно захватит всю Русь, всё будет подчиняться нам, мы будем расти и шириться и захватим все земли, какие только есть смысл захватить и где есть хоть что-то, что представляет хоть какую-то ценность!
Боярин молчал.
Воевода расхохотался. Подпалив пергамент от лампадки, он бросил его на золото на полу и смотрел, как тот, чадя, сгорает, смрадно скорчивая валяющийся гусиный пух.
– Ты проиграл! – смеясь, воскликнул он, когда пергамент догорел и его пепельная паутина, вспыхивая исходящими на нет искорками, взлетела под потолок. – Проиграл! Твой род изведётся! А он изведётся! Он уже сейчас разрознен и размыт, Иван уйдёт с царства, и Варяги с царства уйдут, и ничто больше не сможет мешать нам! Вы уже сидите в подполах и не выказываете носа из своих щелей. Про вас уже забыли. Ваши знания потеряны. Вас нет! Если бы вы могли бы хоть что-нибудь, вы бы его не искали, а сделали бы новый. А вы не можете его сделать! Вы проиграли! Из-за тебя!
Фёдор стоял, не двигаясь, и ничего не отвечал воеводе. Тот подошёл к нему в упор и, всё так же продолжая смеяться, крикнул ему в лицо:
– Нет! Это ты лично проиграл! Мне! Понял? Нам теперь бояться нечего!
И с этими словами он вышел, хлопнув дверью за собой.
Шум и крики начали затихать и наконец смолкли, и в дверь вошёл встревоженный кормчий, весь в изодранной одежде, в сопровождении десятников, сотника и личной охраны.
– Отчиниться, закупиться и порядок навести! – устало распорядился Фёдор и, кивнув на валяющиеся россыпью деньги на полу, произнёс: – В Москву не идём, сам поеду куда надо, один. Здесь меня ждите, а сейчас порядок и ропот заткнуть. И коня мне купите! Выполнять!
Кормчий с сотником не глядя схватили по горсти монет с пола, и все вышли, оставив Фёдора одного.
Боярин закрыл за ними дверь, задвинул засов и, подняв с пола истерзанную Острожскую Библию, открыл её на странице с посланием Иеремии и задумчиво произнёс:
– Не единым убо образом есть нам яве. Не единым. Истинно так!
Он взял валяющийся на полу нож, осторожно у самого корешка отрезал эту страницу и посмотрел её на просвет солнца в окне. Тоненькими, едва заметными дырочками, словно россыпью только-только