Как только стало ясно, что сходни брошены ровно, каторга опять не оторвётся и бояться нечему, на борт тут же поднялся дворовый воевода и вслед за ним пара десятков служилых людей дворового приказа. К тому времени Фёдор уже воткнул иголку в подволок и повелел десятнику, чтобы он главного к нему проводил. Приказные бодро разбежались по палубам и стали ждать указаний. Двое же пошли с воеводой за десятником и остались ждать снаружи, воевода же к Фёдору зашёл.
– Отдай! – с ходу повелел он. – Кто ты – мне известно, зачем в Москву идёшь – тоже, но правды тебе не будет и не удастся тебе ничего!
Фёдор достал из-за пазухи пергамент и – развернув – показал его воеводе.
– За этим пришёл? – спросил он.
Воевода потянулся было за листом, но Фёдор положил его на стол, схватил тряпку и – макнув её в стоящую на столе миску с чернилами – быстро провёл ей по изображению.
– Что ты делаешь?! – воскликнул воевода.
Фёдор же по-быстрому исчернил лист и, бросив тряпку обратно в миску, отошёл от стола.
Воевода подскочил к пергаменту, схватил его, но было поздно. Пергамент вымок чернилами почти насквозь.
Воевода злобно уставился на Фёдора. Скулы его играли желваками.
– Оба сюда! – крикнул он.
Тут же дверь распахнулась, и за его спину словно бы впрыгнули два сурово глядящих на боярина молодца.
– Перевернуть всё! – медленно и тихо процедил воевода сквозь зубы. – Все свитки, письма, все пергаменты, всё, что найдёте, – сюда ко мне! Тут всё перетрясти! Обыскать всех! Догола раздеть! Бочки вскрыть, мешки вспороть, не найдёте – хоть доски отшивайте, или самих отправлю вёсла шевелить!
Бывшие опричники переглянулись. Один тут же бросился орать команды, а другой подскочил к Фёдору и рванул его за ворот, быстро, но тщательно обшаривая каждую складку его одежды.
Не найдя ничего, спрятанного на теле, он приказал Фёдору:
– Скидай сапоги!
Фёдор невозмутимо сел на табурет и снял их. Опричник тут же схватил обувь и, по очереди сунув руку в каждый сапог, начал шарить внутри. Не найдя ничего, он достал из-за голенища нож и, ухмыляясь, оторвал у сапог каблуки, после чего расслоил подошвы. Затем схватил шапку и распорол её. Там тоже не было ничего. Тогда он подошёл к боярину и стал спарывать и срывать с него одежду. Раздев его до исподнего, он переключился на одежду, лежащую в сундуках. Тщательно ощупывая штаны и рубахи, он бросал их на пол, у кафтанов вспарывал подкладки, подобно первой паре уродовал остальные сапоги.
Не найдя ничего, он взял ларец с грамотами и письмами и высыпал их на стол, после чего рукоятью ножа сбил замок с другого ларца, поменьше, быстро сунул себе за пазуху горсть золотых монет и, с трудом подняв его к груди, высыпал из него деньги на пол. В разные стороны покатились монеты. Воевода подошёл