Прежде, чем сесть в машину, Трубников зашел в гастроном. Накупив все, что полагается для больного, Дмитрий бросил пакеты на переднее сиденье и завел машину. Ровно в половине десятого он трижды бибикнул у крыльца больницы и вышел с пакетами из автомобиля. Входная дверь с готовностью распахнулась, и медсестра в белом халате сделала пригласительный жест.
– Куда вы столько накупили? Ему все равно нельзя.
Она провела по лестнице на второй этаж и остановила у двери с цифрой четыре. Трубников сунул ей двадцатидолларовую банкноту и толкнул дверь.
Колесников лежал под капельницей с закрытыми глазами, но был уже не так бледен как утром. Он медленно повернул голову на посетителя и сразу оживился.
– Женька! Ты у меня единственный друг. Я знал, что ты меня спасешь. Молоток, что приехал.
– Куда валить? – спросил Трубников.
Дмитрий перевел взгляд на пакеты и присвистнул.
– Вали на тумбочку. Мне все равно есть нельзя. Кстати, бутылочки нет?
Трубников не ответил. Избавившись от провизии, Евгений придвинул стул и сел у изголовья больного.
– Ну как себя чувствуешь?
– Очень хреново. Очень…
Колесников страдальчески опустил веки и застонал.
– Вены сшили?
– Умоляю, не говори мне про вены! Я очень впечатлительный, – поморщился Диман. – Если ты имеешь в виду самочувствие в смысле здоровья, то оно удовлетворительное. Но морально мне очень плохо. Этот Олег стоит у меня перед глазами, как живой.
Колесников снова в бессилии опустил глаза, а Трубников подавил улыбку.
– Как живой, говоришь? А он и есть живой.
Колесников дернулся и испуганно покосился на дверь.
– Ты уже в курсе? В том-то и дело, что живой! Я его убил, а он, как ни в чем не бывало, разгуливает по Москве. И Марго ведет себя так, как будто ничего не случилось. Как будто сама не уговорила меня укокошить молокососа.
«Все ясно. Это шизофрения, – сделал вывод посетитель. – Нужно с ним поосторожнее».
– А может, тебе приснилось, что ты его убил. А на самом деле не убил. Так бывает иногда…
– Да, ты что! – вытаращил глаза больной. – Ты меня за шизофреника считаешь? Может, ты думаешь, что у меня крыша поехала? Я в Олега всадил две пули вот этой самой рукой…
Колесников так разволновался, что капельница едва не загремела на пол. Как раз в правую руку и была воткнута игла, а на левую – наложена шина.
– Успокойся, – потрепал по плечу Трубников. – Верю, что укокошил. Главное, не волнуйся. Выпишут, – мы с ним разберемся.
– Правда, разберемся? – воскликнул Колесников, и его глаза наполнились слезами. – Ты мой единственный друг…
– Только не говори психологу, что порезал себя из-за того, что убил человека. А то упечет в психушку.
– Я что, идиот? – зашевелил усиками Колесников. – Меня не в психушку, а за решетку упрячут. Я психологу сказал, что у меня жуткая депрессия от одиночества. Жениться мне, словом, надо и детей