– О —о —о, да – а – а – а! – Слышу я. – Ты уже подписал себе смертный приговор… И всей своей семейке! —
– Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. —
– … лучше бы тебе даже и не брать в свои руки Псалтирь! —
– Ты укротил гордых, проклятых, уклоняющихся от заповедей Твоих. —
– Твой проклятый предок написал это! – Вторит старику голос за моей спиной. – Ты же не думаешь, что можно так вот просто произносить вслух слова, которые я ненавижу!.. О – о – о! Ты ведь знаешь, что моя месть будет скорой! —
– Князья сидят и сговариваются против меня, а раб Твой размышляет об уставах Твоих. Откровения Твои – утешение мое, советники мои. Душа моя повержена в прах; оживи меня по слову Твоему. – Тихо – тихо поет дед.
– Сейчас, оживит! – Слышу я голос, исполненный насмешек и сарказма. И вдогонку фразе – смешок.
– Потеку путем заповедей Твоих, когда Ты расширишь сердце мое. Укажи мне, Господи, путь уставов Твоих, и я буду держаться его до конца!
– Лжешь! – Тихо скрипит голос. – Пустые клятвы. Я их тебе обязательно припомню! —
– Отврати очи мои, чтобы не видеть суеты; животвори меня на пути Твоем. Утверди слово Твое рабу Твоему, ради благоговения пред Тобою. Отврати поношение мое, которого я страшусь, ибо суды Твои благи. —
– Смерть твоя будет скорой и ужасной! – Обещает старику скрипучий голос во тьме.
– Вот, я возжелал повелений Твоих; животвори меня правдою Твоею. Да придут ко мне милости Твои, Господи, спасение Твое по слову Твоему, – и я дам ответ поносящему меня, ибо уповаю на слово Твое.-
– Что там обещает мне эта букашка? – Вдруг слышу я еще один голос вне поля моего духовного зрения. Этот голос чем-то напоминает мне компьютерный – из тех времен, когда речевые синтезаторы были несовершенны. Он страшен. Он беспол. Он врывается внутрь тебя, как некий потоп, смывая твою личность. Он выжигает в тебе свои отпечатки затем, чтобы навсегда оставить след внутри тебя.
Так вода прорывает плотину.
Так в одночасье исчезает невинность.
Так клеймят рабов.
Этот голос ввергает меня в бездумное оцепенение, полное отчаяния и тоски настолько огромной, что она овладевает мною всецело, истребляя из меня всякую надежду на что-либо хорошее.
Теперь я могу только трепетать, как осиновый лист на ветру, мечтая только об одном, чтобы больше никогда