Вечер прошел, словно в тумане. Катя начала клевать носом, ещё пока ела. Она будила себя, чтобы съесть ещё ложечку, но всё равно уснула сидя. Девушку заботливо подхватили, чтобы не упала, положили, укрыли и оставили спать до утра.
Проснулась Катя уже в полупустом лагере. Её дожидался тот же мальчик, который провожал накануне к ручью, а невдалеке спорили, кто пойдёт за дровами, дежурные. Чувствовалось, что время уже не раннее, но всё же её никто не разбудил.
– Проснулась? Вставай скорей, велено тебя до деревни проводить, как позавтракаешь, – вместо приветствия заёрзал паренёк. – Тут идти-то, но мне обратно до ночи надо, – затараторил он, протягивая миску с завтраком.
Катя постаралась побыстрей умыться, собраться и не задерживаться у гостеприимных разбойников. Но всё равно на это ей потребовалось немало времени – натёртые ноги болели при каждом шаге. Она решилась снять сапоги и захотела зажмуриться и не видеть лопнувшие и загноившиеся мозоли. Но всё, что она рискнула сделать – это ополоснуть их чистой водой и вновь затолкать в непросохшие сапожки. И в путь она выходила, стараясь не хромать.
Мальчик вёл её напрямик сквозь лес, без тропинки, перешагивая через поваленные стволы. Он порывался идти побыстрее, но постоянно возвращался за отставшей на несколько шагов Катей, потом, не выдержав, сцапал её за руку, потянул следом. И, не умолкая, говорил, не давая вставить ни слова, да и не нуждался болтун в ответах.
– … как же хорошо, что ты к нам пришла. Значит, боги на нас не в обиде, значит, прав атаман, монетки стребывая. Мы же не душегубы какие, мы даже товары не трогаем, там более людей. Так, попугаем немного, но не трогаем. Ну, монетки заберём, ну, может что из товаров все жиш чуток возьмём, нам же надо что-то на хлеб менять. А так никого не трогаем. Дядька вчера просил рассказать, чтобы ты не сомневалась, не душегубы мы. Мы осенью по домам вернёмся, не нужна нам эта дорога. Дома-то хорошо. Только после мора половины села нет… – он загрустил, но тут же встрепенулся и сменил тему.
– Хорошо, что ты решилась юродавать. Я ведь и сам маленьким был – хотел выйти юродивым. Вот ходишь, мир смотришь, и везде тебе рады… А шо, в городе каком пожить, слов диковинных наслушаться и пойти по деревням. Но дядька рассказал, что видно таких хитрых. Что люди опытные легко отличат, нахватался кто или настоящий. А ты настоящая, дядька сказал, да и атаман не сомневался, – мальчик притих на минуту, помогая Кате перебраться через огромный заросший мхом ствол.
– Ой, одёжку-то жалко. Извозякалась вся. Такое платье только красавицам на праздник надевать. Ташрика бы в таком ой как смотрелась… Ташрика-то самой нашей красавицей была, её в жёны для Кархи сговорили. Но жаль мором ушла, прям вслед за стариком и схоронили. Ой, что тогда было! Ни разу не видал, чтоб кто так дебош в селе рушил. И староста наш, и батя мой полдня Кархи урезонить пытались. А сейчас он и вовсе куда-то делся, забрав таких парней. Только