Глазами маски. Александра Сергеевна Васильева

тогда поймешь, что она хотела лишь утроить свое богатство, воспользовавшись вдовством по причине прилежно умершего мужа. Поверь, все это прекрасно мне известно. – Мони отмахнулся, будто бы прогоняя назойливое насекомое.

      – Прости, прости, – миротворчески затараторил Прокл.

      – Итак, – продолжал Мони, не принимая извинений, – мы говорили о природной красоте, и я умру на этом месте, если ты не дашь сейчас волю своей красноречивой исповеди и не отпустишь мне очередную порцию мудрости.

      Прокл вздохнул:

      – Безмолвие природной красоты увлекло меня. Я начал фантазировать, очеловечивать природу: в весеннем небе, в нагромождениях облаков мне виделись ее зашифрованные послания, в листве деревьев я различал ее голос, говорил с ней в грозу. И знаешь, мне казалось…

      – Что?

      – Казалось, что она отвечает мне.

      – Ну ты и псих. Всему есть предел! – Когда у Мони не хватало терпения, он начинал рычать.

      – Не перебивай. Тогда с помощью воображения я еще мог бороться с мучительной своей болезнью. Тогда еще мог…

      – А сейчас? – Мони с интересом следил за другом.

      – Однажды мне приснился сон: я умер, я лежал в гробу, вокруг меня никто не плакал. Над головой светило солнце, да так сильно, что мне даже стало страшно, небо было очень ясно, чуть заметно по нему ползли белые медведи с окровавленными пастями.

      – Что?

      – Да-да. Хищные облака. В чертах любимого неба я вдруг увидел безобразную гримасу. Небо хохотало надо мной, дразня своей вечностью. Откуда-то доносились голоса птиц, складывающихся в один мотив мрачной похоронной баллады. Голоса моих птиц. Казалось, все живое безумно радовалось моей смерти. Я закричал… и очнулся уже на этом свете.

      – Опять заснул за учебой, за одной из своих умных книг? – Мони пытался перешутить серьезную откровенность друга. – Говорил я тебе, надо больше отдыхать.

      – С тех пор я в это не верю. Да, я по-прежнему болен, но теперь от болезни своей я жду только излечения, только. А где мое счастье…

      – Где? – прорычал Мони. – Я скажу тебе, где. Таится в тени от сумасшедших бредней, вот где оно! Твоя безумная фантазия, будь она… тебя же и завела в тупик. С таким диагнозом тебе не на курорты, тебе…

      – А сказки, Мони? Неужели жизнь не может быть сказкой?

      – Извечный вопрос. Надеюсь, ты не воображаешь себя первым из тех, кто его задал?

      – Какая разница, кто первый… – Прокл рассеянно смотрел перед собой. – На этот вопрос нужен ответ.

      – Что ж, изволь, – проговорил Мони с видом мудреца. – Сказка, по-твоему, не притворство? Сказка – это пародия на жизнь, а те, кто живут ими, еще более артисты, чем мы с тобой. Они выдумывают свои пьесы, пишут по ним сценарии, и начинают играть, искренне веря, что живут.