Они были ровесниками Яна и давно уже работали: Андрий – в кузнецкой, а Аполлинарий – в поле. Отец Аполлинария был земледельцем. Оба друга не были похожи даже внешне: Андрей был высок и черняв, а Полюш – низенький и белокурый. Что говорить о характерах, но друзьями ни были хорошими, преданными.
Наконец пришла невеста, не торопясь, она шагала к калитке в светлом сарафане, но еще не свадебном, ветер развивал ленты на ее венце. И подружки запели, отворяя калитку и пропуская невесту вперед. Все зашли в избу жениха под пение подружек и поставили ель на стол, прям в «великый хлиб». И невеста села с дружками за стол, чтобы начать вить вильце. Теперь это деревце – символ молодости и красоты молодых, оно тоже будет частью свадебного украшения. Жених с дружкой выпили в это время по чарочке горилки с медом и тоже подпевали подружкам. Потом Андрей с Аполлинарием ушли, чтобы договориться с ксёндзом о завтрашнем венчании, а девушки пошли в избу к невесте и остались на девичник: заплетали друг другу косы, мылись в баньке и давали советы будущей невесте.
– Я так рада за тебя, – сказала Настася Аде у калитки, широко улыбнулась и пожала ее ладони.
– Дай бог, и за тебя скоро так порадуюсь, – подмигнула ей Ада и весело рассмеялась.
Настася смутилась, даже покраснела.
Настася обещала Берте прийти к вечеру, чтобы проверить заперты ли все двери, ведущие в кладовки и погреба, поэтому не осталась на девичнике долго, но на следующий день клялась прибежать рано-прерано и помочь во всем. Ада скрепя сердце отпустила ее.
Настася столкнулась на крыльце имения с Яном, уже когда солнце зашло за горизонт, и луна вступила в свои права. Ян был небрит, в нижней рубашке и собирался куда-то уходить. Он стоял одной ногой на земле, а другой на ступеньке, когда увидел приближающуюся Настасю. Она выглядела свежей и еще более юной, ее коса растрепалась.
– Пан, – сказала она, подходя, и поклонилась, как делала всегда перед паном Маскевичем, или перед Яном, но в присутствии родителей.
– Прекрати, – он тут же прервал ее.
– С тобой все хорошо? – Настася подняла глаза.
– В порядке, – а Ян, наоборот, опустил.
– Еще не собираешься спать? Уже поздно, – волнуясь, произнесла она, будто чувствуя, что нужно продолжить разговор. Они уже давно не разговаривали.
– Настась, ты меня прости, я не хотел тебя обидеть и ничего плохого не хотел. Я, по правде говоря, девушек не успокаивал никогда, – произнес он ровным и тихим голосом, все еще глядя вниз, на землю.
– Я и не думала о тебе плохо. Просто этот мерзкий тип, я тогда шибко испугалась, вот и вела себя, как ужаленная. Так что ты меня прости, – она села на ступеньку, ожидая продолжения душевного