– Чего тут придумаешь? – вздохнул Димка. – Вон как все… плохо. Я, по правде, и не думал, что в семью возьмут, – признался он. – Вон я уже какой лось здоровый… Думал, может, хоть работать где в поле или еще где…
– Е-мое! – фыркнул Никитка лихо (девчонка укоризненно на него посмотрела). – А что, у тебя руки и голова только в Америке работают? Из-под палки на пиндоса ты работать будешь, а на себя – обломись?.. Ну ладно, мы пошли, давайте…
…Когда Никитка и Илья уже прошли полквартала, Илья толкнул приятеля локтем:
– Глянь.
Они обернулись.
От очереди тут и там отрывались одиночки и группки – и исчезали в улицах.
Их было немного.
Но они – были.
К Союзу казаков России Верещаев добрался сильно за полдень.
Он помотался по городу, заглянул в пару книжных магазинов, где спрашивал, есть ли последний сборник речей Обамы, и один раз поднял скандал, когда ему сказали, что пока не завезли; попел возле «Спартака», с энтузиазмом размахивая выданной бесплатной банкой пива – «Овиплакосс – бухай во имя добра!» (присутствующие пели «шагай во имя добра», но за общим ревом и разжигалкой полуголых тинейджерок с импровизированной сцены его разночтения никто не услышал…). Потом полез фотографироваться с двумя попавшимися навстречу наемниками из охраны газопровода, рассыпаясь в похвалах демократии на отвратительном английском и призывая всех вокруг быть свидетелями того, как он рад наступившей эре порядка. Наемники терпеливо улыбались – народу вокруг было слишком много, русский глуп и назойлив… Они даже согласились сфотографироваться в обнимку с этим идиотом. Мальчишка, которому Верещаев сунул свой цифровик, не дрогнул, когда увидел, как придурковатый мужик пристроил над головами наемников «рога» из пальцев. Остальная собравшаяся публика тоже лишь прятала улыбки.
Верещаев любил издеваться над дураками и в мирное время, а сейчас это взбадривало нервы. Это было особенно нужно перед предстоящим визитом.
В холле Союза сидели пятеро донцов в полной форме, двое – с пистолетами в кобурах. На вошедшего они уставились совершенно без выражения на лицах. Один пожилой, двое – молодые мужики (с пистолетами), двое – пацаны лет по 16–17. Роднили казаков похмельные глаза.
– Здоров дневали, казаки! – бодро поприветствовал дежурных Верещаев. Те ответили вяловатым «Здоров дневали». – А как бы мне атамана Щупака повидать?
– Сняли Юрия Сергеевича, – сказал тот, что постарше.
Это был удар. Но Верещаев лишь поднял брови:
– О как. За что ж?
– За русский фашизм, – объяснил тот же. Верещаев хмыкнул:
– А, ну да, это правильно. А вы чего сидите?
– А чего нам делать? – буркнул один из «пистолетчиков».
– А-а-а-а… – с непередаваемой интонацией протянул Верещаев. – Ну тогда я пойду, бывайте… МУЖИКИ, – и, кивнув, вышел наружу.
На улице самообладание ему несколько изменило – он залепил шепотом такую матерную тираду, что сидевший