А вот главный памятник Георгию Димитрову, мавзолей-усыпальницу в центре Софии, взорвали ровно через полвека после кончины “болгарского Ленина”; останки бывшего народного вождя перенесли на центральное столичное кладбище, а от его некрополя не осталось и следа. Верный соратник Сталина (не исключено, что по его же приказу в 1949 году и отравленный), Димитров не знал политических колебаний. Он всю жизнь занимался всемирной классовой борьбой за рабочее дело, считая, что в этой схватке “соображений гуманности быть не должно”. Звездным мигом политика Г. М. Димитрова считается его участие в судебном процессе в Лейпциге, в уже фактически нацистской Германии конца 1933 года, по делу о поджоге рейхстага. Среди пятерых обвиненных в этом преступлении оказались трое болгарских коммунистов, в том числе и западноевропейский агент Коминтерна Димитров, известный кураторам в Москве по кодовому имени Бриллиант. Владевший немецким языком и азами юриспруденции, Димитров в прямом остром диалоге с Германом Герингом сумел доказать свое алиби, не оправдываясь, а обвиняя. Чтобы лучше понять обстоятельства знаменитого процесса, я прочитал сборник выступлений Димитрова перед судом и посмотрел снятую в 1972 году выспренную восточногерманско-болгарско-советскую киноленту режиссера Христо Христова “Наковальня или молот”. Название фильму подсказано стихотворением Иоганна Вольфганга Гёте “Кофтские песни”, которое Димитров процитировал в своем последнем слове обвиняемого:
Должен ты иль подыматься,
Или долу опускаться;
Властвуй, или покоряйся
С торжеством – иль с горем знайся,
Тяжким молотом взвивайся —
Или наковальней стой [10].
Германскому, балканскому и мировому пролетариату Димитров предлагал и советовал “взвиваться молотом”, что и было, в общем, сделано. Этот 51-летний коммунист обладал даром политического проповедника, редкой пассионарностью и хорошо развитыми инстинктами борьбы за власть. Именно Димитрову принадлежит классическое определение фашизма; его умение ловко жонглировать словами не вызывает сомнений. Речь Димитрова на Лейпцигском процессе болгарские школьники, как и песню про Алешу, 40 лет учили наизусть. Моя софийская знакомая Татьяна, окончившая в начале 1980-х школу с углубленным изучением французского языка, до сих пор способна цитировать Димитрова большими кусками на языке Вольтера и Гюго. Суд в Лейпциге окончился моральным поражением нацистов: болгар приговорили всего лишь к девяти месяцам тюрьмы за нарушение паспортного режима и нелегальное пребывание на территории Германии, но ничего более серьезного им вменить не смогли. Всем троим вскоре было предоставлено советское гражданство [11].
Оказавшись в Москве, Георгий