– Ну, конечно, Патрик. Хорошая идея.
Патрик дёрнулся, видимо, ещё не веря, что самое страшное уже позади, кивнул, почесал в затылке, и не зная, что еще сказать, протараторил.
– Ну, тогда я пойду, пожалуй.
– Да, иди, пока. До вечера.
– Да. До вечера. – Но потом, вдруг что-то вспомнив, спросил: – А что бы ты хотела съесть? – и, увидев удивление на лице Катарины, пояснил, – Ну, что ты любишь? Я бы сказал матери, и она бы приготовила. Она неплохо готовит.
– Ах, да это неважно. Я всё ем. Не заморачивайся на ерунде.
Окрылённый Патрик побежал в другой корпус, и тут же прозвенел первый предупредительный звонок. Пора было возвращаться в класс: перемена закончилась.
Не играйте с незнакомыми энергиями
Классы ещё продолжали обогревать, и было очень душно. Учительница по геометрии что-то чертила цветной тушью на доске. Катарина в тысячный раз поглядела на часы. До конца урока оставалось ещё минут двадцать. Стрелка часов будто замерла на одной точке и не желала двигаться. Кошмар! Когда же урок, наконец, закончится? Катарина ненавидела геометрию. Она её не понимала, и все попытки хоть как-то вникнуть в суть этого предмета до сих пор заканчивались ничем. Кое-как Катарине удавалось вытягивать удовлетворительную оценку по этой загадочной дисциплине, что само по себе было для неё полным чудом. Учительница, преподавшая предмет, тоже не была особенно симпатичной. Катарина ни в грош её ни ставила, и надо сказать, это было взаимно. Миссис Далия Маккгауер была, что называется, дамой старой закалки. Она очень давно овдовела после недолгого замужества. Её покойный муж был офицером каких-то войск, но никто не помнил, каких именно. Детей этот брак не оставил. Она больше ни с кем не сошлась, и мужчин в её жизни не было. Да и мужчину, решившегося ухаживать за миссис Далией, никто даже не мог себе представить. Своих учеников она не любила. Она вообще никого не любила. Грузная, с отвисшим подбородком и маленькими, глубоко посаженными глазками, она проплывала по школьным коридорам, как боевой фрегат, постоянно выискивая нарушителей порядка. Если ей удавалось кого-то поймать, бедняге доставалось по полной. Само собой, миссис Маккгауер стояла во главе самых непримиримых борцов за сохранение моральных устоев округи. В городе её побаивались, связываться с ней никто не решался, и, скрепя зубами, проклинали про себя эту «ведьму».