Я пожал плечами: что за манеры. Мы облокотились об ограду над водой. Лёгкая рябь широкой реки наплывала на берег, закованный в искусственный гранит.
«Но Жорж прав. Вовсе не обязательно искать человека, чтобы с ним встретиться. Не всегда надо видеть лицо, чтобы узнать, и совсем не нужно говорить с человеком, чтобы понять людей».
Мы глядели вниз. На холодной стене сидела спящая улитка.
О ПИСЬМАХ
Солнце, опускаясь, наконец преодолело толщу облачной завесы. Его лучи отражались на ряби студёных волн, вздымаемых ветерком, блестели и переливались всеми оттенками солнечных цветов – от ледяного бледно-жёлтого до огненного медно-красного. Находясь на одном из концов этого колеблющегося иллюзорного моста, мы с Жоржем, не отрываясь от ограды, служившей нам опорой при наблюдении береговой полосы с высоты набережной, сняв перчатки, неловкими движениями пальцев бросали в реку монеты, соревнуясь в искусстве баллистики.
«Волны тянутся к ветру, – думалось мне, – а тот стремится к воде».
Вертящиеся монеты взвивались в воздух, неожиданно блестя, на миг замирали в верхней точке траектории, затем устремлялись вниз и подобно метеориту, пронзающему чёрное небо, рассекали диск утомлённого солнца; вдруг среди волн раздавалось всплеск – и больше ничего. Чтобы снова нарушить гармонию природы своим бесцеремонным вмешательством – а иначе зачем жить? – приходилось лезть в карман за очередным пятаком.
Я придерживался известной практики, уверенным щелчком большого пальца направляя снаряды из импровизированной катапульты под углом в сорок пять градусов, дабы достичь максимальной дальности, и, как правило, побеждал; однако г-ну Павленко иногда удавалось выполнить особый бросок, когда монета вращается не как попало, но подобно диску. Жорж пытался мне объяснить тонкость процесса при таком скользящем полёте, но, элегантные