– Должны ли мы вызвать армию, которую оставили в Кордове? – спросил Сумайль Юсуфа вечером, когда стало ясно, что ни одна из сторон не одержала решающей победы.
– Какую армию? – удивился Юсуф.
– Базарный люд, – ответствовал Сумайль.
Было очень странно для араба, тем более для араба такого ранга, как Сумайль, думать о вмешательстве в его дела пекарей, мясников и торговцев. Но поскольку ему в голову пришла эта идея, представляется, он опасался поражения. Как бы то ни было, Юсуф, как обычно, согласился с предложением своего товарища и послал двух гонцов в Кордову, чтобы собрать это весьма странное подкрепление. Через некоторое время из города вышли четыре сотни горожан, почти все невооруженные. Некоторые сумели добыть копья или мечи, мясники вооружились ножами, но у остальных были только дубинки. Тем не менее, поскольку солдаты Ибн-Хурайса были полумертвыми от усталости, прибытие этой импровизированной национальной гвардии на поле боя решило исход дня. Маадиты взяли много пленных, включая самого Абу-л Хаттара. Лидер кельбитов знал, как судьба его ожидает, и не делал попыток ее избежать. Однако он, по крайней мере, позволил себе испытать удовлетворение, видя, что ее разделяют его так называемый союзник Ибн-Хурайс, непримиримый враг сирийцев, отнявший у него эмират. Он заметил, что Ибн-Хурайс прячется под мельницей, и указал место его укрытия маадитам. Увидев, что его взяли в плен и весьма оперативно приговорили к смерти, он воскликнул, имея в виду кровожадную фразу, которую люди часто слышали от Ибн-Хурайса: «Ну что, сын негритянки, осталась ли хотя бы капля крови в твоей чаше?» Они оба были обезглавлены. Это случилось в 747 году. Маадиты отвели других пленных в Кордову – в собор, посвященный святому Винсенту, ставшему мучеником при Диоклетиане, жителю Сарагосы, казненному в Сагунте. Там Сумайль действовал как обвинитель, судья и палач в одном лице. Он отправлял быстрое и ужасное правосудие. Каждый приговор, который он выносил, был смертным. Он успел обезглавить семьдесят человек, когда его союзник Абу Ата, которому стало дурно от развернувшейся перед ним отвратительной сцены, решил положить ей конец.
– Абу Джаушан! – вскричал он, вскочив. – Вложи меч в ножны!
– Сядь на место, Абу Ата, – ответствовал Сумайль. – Это великий день для тебя и твоего народа.
Абу Ата сел, и Сумайль продолжил свою кровавую работу. В какой-то момент Абу Ата понял, что не может больше сдерживаться. Объятый ужасом из-за убийства такого огромного