бараку больных людей. Еду я всегда прятала в столовой, не доедая свою порцию. Мне хватало наесться, а эта сосиска или кусок хлеба могли дать частичку жизни больному. Скоро меня стали узнавать те, кто немного дольше пробыл в бараке для больных. Они тянули ко мне руки, как только я переступала порог их блока. Мне это не нравилось, моего лица не должны были помнить, это было риском, ведь кто-то мог меня выдать. Не специально, но в бреду было все возможно. Тем, кто мучился от болей, я давала свои болеутоляющие. Их было мало, но этого хватало хотя бы на несколько часов, и люди могли забыться сном. В ход шли жаропонижающие инъекции, точней их остатки, которые я колола людям в больнице, и немного спрятала себе. В столовой для персонала не скупились на спиртные напитки, на столе всегда стояла водка. Наши столы, а особенно комендантские, ломились от изобилия еды, когда в Польше все было по карточкам, я начала подозревать, что эти яства приехали сюда в сумках ныне заключенных. Я часто хватала себе по целой бутылке водки и проносила в лагерь, используя вместо спирта и дезинфицируя раны больным. Конечно, другие служащие видели, что я тяну спиртное со стола с завидной регулярностью, но списывали все на то, что молоденькая девочка на досуге для храбрости потягивает рюмашку другую, не в состоянии справиться с шоком. Мне было абсолютно наплевать на них, я отшучивалась, эсэсовцы ржали как кони и скоро забывали обо мне. Только Томас сидел тихо, из-под лба поглядывая на меня.
Прошло две недели. Я уже знала, какая женщина мне нужна в канцелярии, как ее зовут, в каком бараке она живет. Медлить дальше не было времени. Я провела целых две недели тут, но так ни разу не натолкнулась на следы Януша, сколько не всматривалась в толпу с окна моей комнаты или окон блока номер 10, я не видела его нигде. Ни в отрядах, которые уходили на черные работы, ни в больницах, ни среди тех, кто занимался местной работой. Я не отчаивалась, потому что знала: людей здесь десятки тысяч. Площадь лагеря огромна. Аушвиц здесь не единственный. Мне, одной маленькой девушке, понадобилось бы много времени, чтобы найти кого-то. Поэтому надежда была только на документы.
Вечером я вызвалась на дежурство. Оставалось дело за малым. Я старалась унять дрожь, как только могла, у меня дико потели ладоши и подмышки. Это было очень рискованно. В каптерку ко мне постучали, и у меня все упало внутри. Что-то произошло и все отменяется. Как же так? Дрожащей рукой я открыла дверь и не успела понять, что случилось, как в комнатушку залетел Томас. Он быстро, но тихо прикрыл за собой дверь и стал напротив меня. Волосы его были взъерошены, он был в белом халате, на груди ни к селу, ни к городу висел стетоскоп. Он буквально накинулся на меня с вопросами.
– Как же так, Николетта, сколько можно искать повода для встречи? Я уже хотел было ломиться к вам в дом.
Он посмотрел на меня, тяжело дыша. Я сразу же решила идти в наступление.
– Куда вам хваленым профессорам тягаться
