Прибывшим нужно было раздеться, принять душ, обриться, пройти дезинфекцию, переодеться, набить татуировки с порядковым номером. Почти все эти манипуляции с новенькими делали люди из числа заключенных. Людей было огромное количество, поэтому на селекцию звали помощников. Здесь также досматривали людей на наличие травм. Теперь мне было известно, что малейший «брак» человека, будет стоить ему жизни. Я поежилась и пошла помогать выдавать ужасного состояния робы. Агнет и Лорелей вошли в группу, которая следила за душем заключенных.
В нескольких метрах от меня людей стригли и брили, и не только головы. Здесь толпилось множество людей. Уже после всех процедур я из всей толпы почему-то заметила троих: это был мужчина с двумя ребятишками лет семи. Мужчина явно был славянской внешности, невысок. Его сын стоял рядом, держась за отца. Это был симпатичный мальчуган с темно-русыми волосами, кареглазый и очень подвижный. Казалось, ему с трудом дается каждая секунда без движения, он топтался на месте, переминался с ноги на ногу и любопытно посматривал на окружающих. На руках у мужчины была девочка, миниатюрная, явно младше брата, по крайней мере, на год. Она выглядела, словно кукла: ее длинные вьющиеся светлые волосы спадали на плечи, большие карие глаза, как у брата, смотрели с опаской, длинные ресницы и курносый нос придавали ее лицу еще больше кукольности. Она казалась маленьким ангелочком – необычайно серьезным и внимательным. В чем она была виновата перед этими фашистами? Этого я не знала. Отец был политзаключенным или верующим? А, может, его оклеветали, или он просто кому-то не понравился? Где была их мама? Спаслась или вчера ночью стала пеплом? Я не могла оторвать глаз от этой троицы. Эти дети, пока еще по-детски пухленькие и розовощекие, так контрастировали с теми ребятами, которые пробыли тут уже некоторое время. Как эти маленькие дети оказались здесь? Почему еще живы? Я сжала кулаки. Мне так хотелось помочь им, этим ребятам, другим, всем, кому возможно. Что лагерь сделает с этими ребятишками?
Но дальше было хуже. Подошла очередь бриться этой семье. Последней посадили девочку. Она не кричала, но в глазах ее читался ужас, она держала свои волосы в ручонках, приложила их к щекам, и слезы катились из ее глаз прямо на светлые локоны. «Пожалуйста, не надо», – попытался вступиться отец за девочку, но его никто не услышал. Светлые пряди упали около стула, их становилось все больше, а девочка все громче всхлипывала. Братишка держал ее за руку, уже обритый на лысо, его губы сомкнулись в тонкую полоску, но он смотрел сквозь нее, где-то дальше, гневно наморщив лоб.
После душевых они подошли ко мне. Девочке с покрасневшими от слез глазами досталась роба не по размеру, она в ней просто утонула, мужчине и мальчику повезло больше, хотя мальчику форма оказалась тоже велика. Передавая одежду, я посмотрела мужчине в глаза. Он словно отсутствовал