Врач достал из жилетного кармашка большие серебряные часы и внимательно взглянул на есаула: «Голова сейчас болит?»
– Да, – ответил тот. Временами очень сильно. И живот тоже.
– Тут вообще странное дело! – раздосадовано махнул рукой Владимир Евграфович. Увидел я повязку и подумал было, что эта рана тоже от осколка. Но в сопроводительной бумаге хирург полевого лазарета писал, что ранили вас штыком. Вообще-то дело это изменой пахнет.
– Что такое?! – удивленно вскинул брови есаул, приподнявшись на локте. Но его тут же скрутила острая боль в животе.
– Да лежите же вы спокойно! – с досадой приказал врач.
– Какой еще изменой?! – настойчиво повторил вопрос Константин Евгеньевич.
– Обыкновенной, – ответил Владимир Евграфович. Вам кто-то в живот штыком саданул! И, что самое подлое, – нашим, русским, трехгранным!
– Не может быть! – не поверил есаул. Меня ведь взрывом из седла выбило.
– Факты, ваше благородие, вещь упрямая, – пожал плечами хирург. Не верите мне, можете моего ассистента спросить – Арнольда Карловича. Мы с ним часа два ковырялись, пока из головы вашей осколок извлекали. А уж потом пытались живот по-новому заштопать.
– Так вы же сами сказали, что желудок мне в лазарете зашили? – удивился Константин Евгеньевич.
– Так то оно так, – кивнул врач. Но беда в том, что у вас свищ образовался.
– Это что еще такое? – удивился есаул.
– Проще говоря, дырка, – пояснил хирург. Мы уже и так и эдак, пытались, но рана снова открывается. Сейчас дренаж поставили. Окрепнете, потом постараемся края у свища иссечь и еще раз зашить.
– Значит, пока не помру? – вопросительно взглянул Константин Евгеньевич на своего собеседника.
– Нет-нет, Бог с вами! – возмущенно замахал на него руками хирург. Зря мы что ли с Арнольдом Карловичем мучились?
– Спасибо