какой-то тайный смысл, но я чувствую, что они в чем-то беспомощны. Иногда они воюют, и тогда я начинаю понимать, до чего несправедливы их противники, что бываю неспособен стать на чью-либо сторону.
В детстве я очень много бегал и казалось обежал все части света. Сейчас порядком
утомлен. Мне кажется, что усталость ко мне забралась, когда я нашел кусок телячьей кожи
с загадочными знаками, я разгадал эти знаки и с тех пор стал облачать свои мысли в эти
знаки. Мне нравилось вначале появляться в тех местах, где люди убивали себе подобных, и все я заносил на эти шкуры. Но после понял, что в этих убийствах есть некоторая закономерность, и почувствовал, что подо мной может открыться пропасть скуки. И тогда я был
волен временами разглядывать людей и искать едва различимые движения в их облике, отношениях между собой. Мне открывалась та тайна, которую они придают отношениям, что
у животных происходит безболезненно. Я понял те бесчисленные вариации простого. Для
начала я объясню вам, что эта масса имела два разных существа, они иногда так привязывались друг к другу, что даже были склонны отталкивать ту массу, которой принадлежали. Разобравшись в их несколько сотен вариациях, я научился сам составлять эти отношения в
телячьей шкуре. Я заносил туда и начал им объяснять. Они удивились и с тех пор начали
еще больше усложнять и без того неразборчивые отношения. Чаще всего в них два чело- века, очень молодых, кончали собой. Однажды они меня пригласили на одно из многочисленных пиршеств, устроенных в
честь одного из своих идолов. Было там очень много чаш возлияний, торжественных
треножников, благовоний и заклания быков. Но в конце, когда люди, усевшись за стол, поглощали дорогие вина, ели мясо, политое оливковым маслом, появился высокий сухой старик. В руке он держал лиру. Ему дали вина, он выпил, поблагодарил служителей и запел, аккомпанируя себе, неведомые мне гекатомбы. Мне сказали, что этот слепой бард знает поведанную богами знание о великой войне. Вокруг него были его ученики. Никогда я ничего
подобного не слышал. В минуту своего поэтического экстаза он поведал мне, что боги
хотят, чтобы я своей смертью убил героя. В другом откровении он поведал, что моя кровь
дарует верность. Я не придал этому значения: мало ли что может говорить безумный, странствующий бард. С тех пор прошло много времени. Меня эти люди почитают за мыслителя, врачевателя. Я несколько раз участвовал в их походах на варварские племена. Всегда я приносил удачу. Иногда я гадал-предсказания сбывались. Люди меня стали почитать за ученого, за колдуна
и за воина. Я не чувствовал уже скуки, мне нравилось то, что эти двуногие, слабые существа
частью живут моей жизнью и подражают мне. Иногда все ж мне для изучения их анатомии
приходилось