И только сейчас, придя к особой этой, тридцатитрехлетней планке… Родив двоих детей… И разуверившись в родительских заветах… Только сейчас на Леську начало накатывать цунами понимания, что вот такая она, ее жизнь, и есть. Самая что ни на есть. Что она уже происходит. И мало того, произошла более чем на треть.
Чего ты, Леська, ждешь?
Чего ты ждешь, когда тебе хочется танцевать?! Быть в гуще людей и событий?! Наслаждаться жизнью в разных странах?! Общаться и встречаться с разными людьми?! Нестись вихревым потоком по миру?!
И когда тебе, Леська, так мучительно хочется быть собой… Быть собой, любимой.
Сколько раз, еще в школе, а потом в институте, она страстно хотела идти, бежать к друзьям. Тусоваться, веселиться, радоваться. Посещать разные места. Но сидела дома и делала какую-то ненужную глупую домашнюю работу. Или глупую ненужную учебу.
Леська замерла на грани со своим комом и слезами. Как канатоходец, она балансировала между молодостью и старостью. Вот что такое эти магические тридцать три. Это предел. Предел мечтаний, предел желаний. Это предел, когда становится окончательно ясно: будущее происходит сейчас. Оно же настоящее.
Настоящее, в котором Леськой ежедневно совершалось множество действий. Но не было того самого, самого точного, самого прицельного действия. Того действия, которого ей по-настоящему хотелось. И понимания, в чем оно, это действие состоит, тоже не было. Пока.
Но зато была вера, что она обязательно найдет его, то самое. Найдет. А найдя, совершит. Откроет белую дверь. А там…
В голове у Леськи кружились картинки, разрозненные и яркие. Ее несбывшиеся желания. Мечты, которые всегда жили в ней и никогда не жили в ее жизни.
Каждый день, каждую секунду, стремясь в колумбийские джунгли или утонченный Париж, Леська ждала чуда. Чуда, которое все наполнит смыслом, – и все заживет, запоет, затанцует. Леська жила в его предчувствиии…
Все страны, в которых Леська хотела бы пожить и никогда не жила. Все языки, на которых Леська хотела бы говорить – и не говорила. Все друзья, к которым так яростно она стремилась, и, достремившись, не успевала насладиться их обществом… Все поиски смысла жизни и жизнь в бессмысленности… Все разочарования и потери… Неожиданно для себя Леська почувствовала, что во всем этом сумбурном нагромождении мыслей и чувств, воспоминаний прошлого и надежд на будущее, есть то, что она знает наверняка. То, что это самое расширяющее чувство живет внутри нее. Чувство любви без адреса и прописки. Это оно стегало ее и гнало куда-то. Накрывало тоской. Ободряло надеждой. Пугало датами.
Оно наполняло все смыслом – бессмысленным, потому что бессловесным. Оно разливалось по всему телу безмятежностью, когда она смотрела на свою семью. Леська внезапно до мурашек почувствовала,