Застройка первых пригородов была смелым предпринимательским решением. Отдельные дома на семью с собственным двором были воплощением мечты о личном комфорте. Результат не имел ничего общего с древнегреческой концепцией хорошего города, но привел к росту потребления. При переезде из квартир в дома люди приобретали мебель и все необходимое для жизни за городом, а также автомобили для поездок на дальние расстояния.
С точки зрения рыночного экономиста расширение пригородов выглядит так: если можно судить о том, что делает человека счастливым, по тому, как он тратит деньги, количество покупок частных домов в пригородах подтверждает, что владение ими дарит счастье. По утверждению таких писателей, как Роберт Брегманн и Джоэл Коткин, расширение пригородов отражает стремление американцев иметь личное пространство, мобильность и отгородиться от проблем районов с высокой плотностью населения. В таком случае расширение пригородов отражает врожденное право каждого на максимальное удовлетворение своих потребностей.
К сожалению, этот образ мышления не учитывает нескольких неудобных фактов. Во-первых, как вы увидите далее, наши предпочтения – в покупках и выборе места жительства – не всегда делают нас счастливыми в долгосрочной перспективе. Во-вторых (и это более очевидно), расширение пригородов как форма городской структуры было заранее спланировано, субсидировано и законодательно санкционировано еще до того, как кто-то решил купить себе загородный дом. Это такой же результат зонирования, законодательной инициативы и лоббирования, как и квартал многоэтажных домов. Это не произошло само собой. Это было спланировано.
Как оценить, какими представлениями о счастье руководствовались градостроители и жители, которые были до нас и сейчас есть среди нас? Действительно ли отдельный дом в пригороде делает владельца более независимым и свободным? Места для свободного высказывания мнений в древних Афинах на самом деле приближали греков к эвдемонии? Правда ли прямые широкие автомагистрали создают большее ощущение свободы, чем узкие, извилистые улочки? Способна ли красивая архитектура вызвать общий оптимизм? Какая из возвышенных схем великих градостроителей вызывает более приятные ощущения, которые Бентам назвал hedons? Действительно ли у Энрике Пеньялосы или любого другого человека, обещающего, что город сделает жителей счастливее, есть веские основания так говорить?
Все эти вопросы отправляют нас прямиком к Сократу: что есть счастье? Сейчас пора изучить этот вопрос, ведь на протяжении всех тех десятилетий, когда разрастались пригороды, пока пузырь не лопнул, ряд психологов, экономистов и специалистов, изучающих работу мозга,