Внутри мастерской чуть резковато пахло клеем. Старушка нуждалась в передышке, поэтому мы усадили Эстер на стул с высокой спинкой и подлокотниками, а сами начали примерять все виды летних уборов. Почтальонша надевала шляпку, потом, мельком глянув в зеркало, восклицала «Не моё!» и бросала её на прилавок, так ни разу не дав нам убедиться, что ей действительно ничего не идёт. Я же искала мягкую шляпку, которую можно было скомкать и сунуть в рюкзак без вреда для её формы. Мерила панамки из хлопка, льняные береты, вязанные ажурные чепчики и плетенки из мягкой соломенной нити по типу канотье, даже бержерки, зная, что они не удобны в путешествиях. Из двух дюжин шляпок я, наконец, выбрала накрахмаленный клош из плотного льна с неширокими полями, который бросал на моё лицо густую тень. Я выбрала эту вещь по двум соображениям – она мне была нужна для конспирации, а ещё пленила атласная бейка по краю окружного шва.
К тому времени как вся витрина перекочевала на прилавок, образовав разноцветную гору из головных уборов, Эстер задремала. Мы не тревожили её как минимум полчаса, а когда расплатились за купленные вещи – почтальонша выбрала шейный платок – то напугались. Руки старушки оказались холодными, голова свесилась к груди, а цвет лица стал ближе к меловому, чем к розовому. На легкое опасливое потряхивание Эстер с трудом разлепила веки и покорно позволила поднять себя со стула. До больницы нам оставалось только пересечь главную площадь, и к тому времени, как мы вошли в приемный покой, старушка шла уже сама, как малое дитя, вырывая свои руки, всякий раз, когда мы пытались поддержать её под локти.
У стойки приемного покоя никого не оказалось, а вот главный холл больницы был битком забит врачами, медсестрами, больными и их родственниками. Поначалу мне показалось, что возникло неодолимое препятствие на пути моих планов, но на самом деле концерт, который в этот день давали школьники для своих подопечных в этой больнице, был только на руку. Никто не повернулся в нашу сторону, потому что все присутствующие с умилением наблюдали, как пигалица лет десяти воодушевленно поет песню о том, как всем нам хорошо будет завтра. В вестибюле было так много белых халатов врачей и розовых фартуков медсестер, что, похоже, остальные помещения больницы сейчас пустовали. Только один человек сильно изменился в лице, увидев нас. Молодой доктор страдальчески наморщил лоб, но все-таки встал и весьма неохотно подошел к Эстер:
– Что случилось?
– Доктор, – громко зашептала почтальонша, – дело плохо. Это либо старческое слабоумие или вялотекущее биполярное расстройство.
– Ну, тогда пойдемте подтверждать ваши диагнозы, – мне показалось, что сегодня доктор сожалел о выборе профессии.
Эстер