Арсений наотрез отказался уходить, намереваясь, как он выразился, проглотить еще пару-тройку вафель, приготовленных прекрасными маленькими ручками.
– У тебя будет заворот кишок, – предупредила Маша. – Нельзя есть столько горячего теста на такой жаре. И, кроме того, разовьется косоглазие! – тут она кивнула в сторону красотки Бунмы. – Если не перестанешь на нее пялиться.
Пришлось идти наверх одной. Она собиралась переодеться и тоже отправиться на пляж за своей порцией радиации, только конечно ее доза не будет столь значительной как у Габби с Гюнтером.
Надев в номере купальник и повязав вокруг талии яркое парео, Маша побросала в плетеную сумку необходимые мелочи, вдела ноги в пляжные шлепанцы и, наконец, захлопнула за собой дверь. Выйдя из лифта, повернула за угол. Лейлани что-то делала у стойки, стоя спиной к залу. На пол вдруг полетели цветы – и Маруся, досадливо ахнув, подбежала, чтобы помочь собрать упавшие орхидеи.
– Ой, спасибо, – повернулась Лейлани и взяла у нее цветы. – Вчера тут стояла ваза… Что-то не могу найти, наверное, убрали, – она покачала головой. – Удивительное рвение! Но не страшно, чего-чего, а этого добра… имею в виду, ваз всех размеров, у нас предостаточно.
Она заторопилась в хозяйственное крыло, и Маша проводила ее внимательным взглядом: в пальцах Лейлани оказалась зажатой какая-то бумажка, которую та, принимая цветы, старательно от нее скрывала – очевидно, секунду назад вынув ее из букета. Вот почему посыпались на пол орхидеи.
Нет… не зря, не зря Барби так расстраивалась. Повод у нее был, вполне даже реальный. И Ланс, бедняга… Правда, тот, кажется ничего не заподозрил. По крайней мере, пока. Но каков наглец, этот Брайан! Вот так передать записку – у всех на виду, на глазах обманутого мужа и своей покинутой девушки, срывая аплодисменты легковерной публики. И, конечно, никакую не вазу Лейлани здесь искала, она сразу поняла, что там внутри, под лентой, потому и вышла… И это отнюдь не явилось для нее неожиданностью, скорее, она ожидала чего-то подобного, а смутилась именно из-за его нахальства, из-за того что у всех на глазах…
Маша провела на лежаке под пальмой целых семнадцать минут. Она уже дважды вынимала из сумки часы – честно говоря, терпеть не может загорать! Это ведь удивительно тоскливо: валяться без движения на жаре, всем поведением подражая морским котикам. Но и оставаться «белым вареником» – по меткому замечанию брата – тоже не хочется. Поэтому она обрадовалась, заслышав японский говор – по крайней мере, если уж мучиться, то хотя бы не одной.
Она села и помахала рукой. Четверка японцев – они так и держались группкой – повернула в ее сторону.
– Как вчера