У вас разве сердце от этого не болит? Сборник рассказов. Яна Павлова

слёзы снимет, – и будто не было их: сохнут, едва появляясь. Прибежать на пирс, забиться в нишу между камнями, над берегом, над бежевыми барашками волн. Протяни руку – коснёшься деревьев.

      5. День

      Бабка знала: в дела любовные лезть себе дороже. Глядя, как Таня волчком вертится у зеркала и хмурится, бабка хмурилась тоже: «Как мать! Точно как мать! Такая же красивая, такая же дура вырастет, – задумывалась на мгновение и добавляла, – а дай Бог, так и не дура».

      Таня щипала бока, груди, морщилась от боли и тоски, тёрла щёки. Бабка не выдержала:

      – Чё глаза-то краснющие? – и уже мягко, – ну хочешь, пойдём купим тебе на базаре чего? Кофточку, там, юбочку…

      Таня рявкнула:

      – А ты деду звонила?!

      Бабка, растерявшись, перепугалась:

      – А чего?

      – Да ничего! Он любит тебя! Всю жизнь любил! А ты! Ты! Дура! – из глаз Тани летели злые слёзы. – Не любишь его! Он умирает, а ты весёлая! Дура ты, поняла!

      Таня бухнулась на пол, ударилась головой о трельяж – он обиженно зазвенел.

      Бабка смолчала, ушла на кухню, переступив через длинные Танины ноги, чем-то загремела. Вынесла чай в стакане с подстаканником и сунула его во внучкины руки, обняла за плечи:

      – Всё пройдёт, – уверенно и тихо сказала она.

      – Как с белых яблонь дым? – улыбнулась Таня. Чай обжигал ей ладони.

      6. Через несколько дней

      – Деда выписывают! – бабка мыла полы, в доме пахло снегом и хлоркой.

      Таня чихала. На веранде стоял огромный сундук: кое-что в нём принадлежало родне, кое-что попало сюда случайно. Больше, чем вещи, Тане нравился только запах: истлевшие книги, разваливающиеся от прикосновений – у них страницы хрупкие, как крылья у бабочек. Таня заглядывала в сундук много раз, но всегда находила в нём что-то особенное.

      Прапрабабушкино платье, севшее на Таню как литое.

      Прабабушкина рубаха, в которой Таня теперь спала.

      Бабушкины тетради со старательно выписанными стихами неизвестных поэтов.

      И материны бусы, которые Таня однажды спрятала в носок, чтобы не разбить, и никогда не доставала.

      Решив уехать, Таня положила в сундук исписанную юношескими волнениями тонкую тетрадь и два цветастых пояска, сделанных на заказ местной портнихой. Грела мысль, что её дети так же, как она сама сейчас, будут копаться в сундучище, выуживать миллион мелочей, скопленных целыми поколениями Березиных, дышать запахом семьи, пропитываться им и нести, нести его дальше.