– Почему нет?
Опять долго отнекивается, пока я не обцеловываю все лицо и не спускаюсь к шее, и вообще я готова спуститься и дальше, но ведь в гостиной камеры.
– Лариса ему не подходит, – утешительно целует в уголок губ. – Стас ищет… такую, как ты.
– Как я? – переспрашиваю, а в горле ком. – Ну да, вам всем подавай по девственнице, а сами!..
– А сами, – перехватывает мои руки, прижимает к своей груди, – а сами делаем все, чтобы не только удовлетворить выбранную девственницу, но и обеспечить.
Он говорит тихо, не повышая голоса, но мне кажется, где-то вдали предупреждающе гремят барабаны. Он поднимается, подходит к камину, он в трех шага от меня, а мне кажется, между нами образуются горы и океаны. И так холодно, и так одиноко и так пусто становится, и так плохо… Мне так плохо, что я, подавив стон, сгибаюсь пополам, едва не расквасив нос, падаю на пол и сквозь приступы боли слышу родной, почти потерянный мною голос. Он волнуется, он зовет меня, зовет еще кого-то… Паника… Сильные руки… Мой любимый запах сандала с грейпфрутом… Не хочу его отпускать… Не хочу… Он уходит?..
– Не бросай меня, – не уверена, что он слышит, но снова улавливаю запах сандала и успокаиваюсь.
Мы едем… Нет, меня куда-то несут… Тепло, мягко, и так плохо… Так плохо, что… Ох, нет… стыдно…
– Уйди, – прошу его, но он рядом.
Спазм скручивает меня вновь, и я обнимаю холодную миску, пытаясь приложить ее ко лбу. Кажется, у меня температура. Кажется, я умираю. Кажется, я как Винни-Пух, переела, а теперь вот чуточку спухла… только никуда меня не несите больше, а то мне все еще дурно…
– Уйди, не хочу, чтобы ты видел…
И падаю в забытье, и знаю, что не уходит, держит за руку, кому-то настойчиво звонит и очень зло говорит в трубку. Оставляет в покое невинный телефон, чем-то прохладным обтирает мое лицо, и дышать легче. Постепенно в мой мир врываются голоса, и я могу различать их, и даже понимаю, о чем речь. Вот голос Яра, а вот кого-то незнакомого мне, кто садится на кровать, чем-то тарахтит, дает что-то выпить и долго молчит. Так долго, что я успеваю вздремнуть, потому что когда открываю глаза, незнакомца в комнате нет. Только Яр, окрашенный заходящим солнцем, и он так обвиняюще на меня смотрит, что натягиваю плед по самые глаза и подсматриваю из убежища.
– Больше никогда… – говорит он, не приближаясь и совсем не зло, а скорее взволнованно. – Больше никогда не пей на улице сладкую газировку! Обещаешь?
Киваю, поражаясь, как догадался, что буду молчать, пока он отдает приказы.
– А что, доктор приходил, да?
– Да.
– Повариха рада?
Я так хитро улыбаюсь, что Яр прекращает хмуриться.
– Я не проверял, но не слышал, чтобы доктор вышел из дома.
– Еще бы! – хихикаю, но вижу, что Яр невозмутимо серьезен. – А как бы ты, интересно,