То же касалось и насекомых. Вообще, чем мельче предметы, тем сложнее за ними следить. Трудно было с морями, с океанами: мало того, что их глубины слабо изучены, так они еще и набиты всякой полуневидимой мелочью!.. А между тем совершенный список, полный и последовательно составленный, должен был, по его тайному разумению, включать в себя все вплоть до пылинок, причем каждую следовало описать отдельно. Только тогда, размышлял он, появится уверенность в том, что в ковше экскаватора, который грузит строительный песок, не потеряется ни одной золотой крупицы…
Он поднял трубку зазвонившего телефона и сказал:
– Алло!
Через секунду на лбу стали заметны две глубокие морщины.
– Нет, все нормально, – сказал он. – А что?
Морщины сделались глубже.
– Нет, я не могу сейчас, – сказал он и сел на стул.
За окном, оказывается, моросило.
– Нет-нет, не получится, – сказал он и добавил после паузы: – А я-то что могу сделать!
Комната была почти пустой, и эхо его голоса гуляло по углам.
– Завтра, – сказал он. – Или даже послезавтра.
Слушая, Финистов снова наморщил лоб.
– Нет-нет, откуда… Послезавтра.
Было слышно, как в шахте загудел и поехал лифт.
– А Верка-то где? – спросил он. – Ну вот видишь. Я же не виноват, что она в командировке. А если бы я был в командировке, тогда что?
«Может быть, это ко мне», – подумал он. Но лифт проехал мимо.
– У меня и денег-то нет… Ну что ты, в самом деле!..
Он ерзнул на стуле.
– Ну ладно, ладно… если отдашь… Сколько? Два, что ли? Хорошо, минут через пятнадцать… не знаю.
Положил трубку и стал смотреть в окно. Потом надел плащ, сунул в карман авоську, захлопнул за собой дверь и проверил, хорошо ли она закрылась.
Ему нужно было купить два пакета молока, и уже через пять минут Финистов встал последним в небольшую очередь к молочному отделу.
С годами он стал понимать, что, как это ни обидно, никакие усилия по созданию мыслимого им каталога не могут привести к успеху. Очевидная несообразность мирового устройства терзала его слабый мозг полной своей неразрешимостью. К сожалению, мир был настолько подвижен, что не мог уложиться в сколь угодно полное, но статическое содержание списка. Погруженный в поиски решения и подавляемый отсутствием такового, он бы, наверное, в конце концов сбился с круга, если бы не был однажды озарен светом идеи, устраняющей все противоречия.
Он в ту пору размышлял о колебаниях. По его разумению, они хоть и являлись элементами предметного мира, но не требовали каталогизации, поскольку все – от трепетания листа на ветке до пульсирования электромагнитного поля в мультивибраторе – описывались одним строгим законом. Зная этот закон, можно было расчислить каждое из них… Тут-то его и ослепило, и он едва не потерял