Джордж Оруэлл. Неприступная душа. Вячеслав Недошивин

не столько зверствами американцев во Вьетнаме, где шла война, не уничтоженной деревней Сонгми (504 мирных жителя, в том числе 173 ребенка сожжены напалмом) и даже не тем, что генерал Уэстморленд, как станет известно позже, ходил к президенту США с предложением шарахнуть по Вьетнаму атомной бомбой, – а тем, что какая-то западная журналистка вдруг помянула в репортаже незначительную, но размазавшую меня деталь: она, помню, как бы призвала посмеяться, что у многих убитых вьетнамских партизан (даже пожилых!) лично видела на запястьях нарисованные химическим карандашом наручные часы. Вот когда я нервами понял: там, в Индокитае, «цивильные дяди» убивали, по сути, взрослых детей. Точно так же, читая Оруэлла о Бирме, я всё понял про его «нервы», когда в его присутствии кто-то, жалея старика-индуса, обмолвился, что «икры ног его – тоньше запястий европейских рук». Но острее видна правда ощущений Оруэлла в очерке «Казнь через повешение». Он внутренне ахнул, когда обреченный на смерть индус, подходя к виселице, чисто машинально, как живой еще, обошел вдруг лужу. Ну, чтоб не замочить ног. «Как ни странно, – пишет Оруэлл, – но до этой минуты я еще до конца не понимал, что значит убить здорового, находящегося в полном сознании человека…»

      Вообще-то к жестокости своих сородичей в Бирме Оруэлл если и не привык, то относился почти как к шквалистым муссонам в июне. Он, разумеется, исправно наблюдал за местной полицией, задерживал пьяниц, воришек и хулиганов, самолично готовил документы для предания суду преступников, составлял отчеты о происшествиях, вел занятия, инструктировал, отправляя в ночные рейды, патрули, заказывал снаряжение для подчиненных и разрешал ссоры между местными лидерами. Но, повторяю, понимал, что делает «грязное дело» – monkey business. С ужасом писал о порке несчастных бамбуковыми палками и, наверное, опускал глаза, когда кто-нибудь из сослуживцев вдруг любопытствовал: «Видал их после порки? Везут полудохлых на телеге, вой, бабы им задницы кашей банановой мажут». «Жопой его на муравейник, – кричал другой. – Перцу толченого кой-куда, а если молчит, зараза, – пулю в лоб»…

      Биографы Оруэлла спорят: преследовало ли его начальство за «независимость взглядов», или все-таки нет? Разумеется, скрыть нетерпимость к колониалистским и даже расистским взглядам, которыми были заражены «цивилизаторы», было невозможно. И Оруэлл, пытаясь сохранить душу, предпочитал общаться с сослуживцами на «нейтральные темы». Ему трудно давалось бездумное приятельство с ними: просидеть с кем-нибудь вечер за стаканом виски (больше одной-двух порций он себе не позволял), протирать вечера в пустой болтовне, тупо играть в карты или слушать бородатые анекдоты. Но что касается преследования «за взгляды», то, как уверяет Майкл Шелден, его вроде бы не было. Не принимать же, усмехается биограф, за «репрессии» шутливые расспросы товарищей, не собирается ли мистер Блэр «окончательно превратиться в туземца»?.. Но шутки шутками, а по последним данным, спецслужбы все-таки приглядывали за ним в Индии; ныне пишут, что в архивах было найдено «дело», заведенное на Блэра, в котором на