не позволить тут пройти.
Повстречались оба войска
на граничной на реке,
Супротив друг друга встали,
не решаясь начинать.
Столько половцев тех было,
сколько пальцев на руке
На дружинника в кольчуге,
поминающего мать.
Старик песню эту частенько любил послушать, а как уехал да сгинул, маманя нам на ночь напевала. Так что все трое – и я, и старшой, и мелкий – назубок ее знали.
Убоялся воевода,
побежала дружно рать,
Черны половцы помчались,
улюлюкая им вслед.
Только горстка их осталась,
порешивших умирать,
Чтоб детишки их и жены
увидали солнца свет…
Тут и я не утерпел – начал подвывать, рычать да поскуливать, в такт словам мелкого.
Лился жарко красный дождь
да на зеленую траву,
И от капель тех трава
преклонилася к земле.
И, чуть удивленным взором
глядя в неба синеву,
Полегли все храбры вои
на кровавой той траве.
Но и половцы не стали
продолжать, подняли вой
Как побитые собаки
и, поднять не смея глаз,
Ускакали в вольну степь –
только ветер за спиной.
Каждый третий не вернулся
из набега в этот раз…
Знакомые с детства слова сами собой ложились на язык. В голове словно что-то щелкнуло. Впервые, с момента, когда я очнулся в своем новом обличье, стало получаться прорычать нечто почти членораздельное.
И увидев – миновала
черных половцев гроза,
Воротилася дружина,
взяв победу ту себе.
Воронье порасклевало
храбрым ратникам глаза,
Что глядели в сине небо
в окровавленной траве.
Не узнает их имен
да веселящийся народ,
Тот, что труса-воеводу
нес в хоромы на руках.
Лишь бы Родина жила!
А мертвым воям все равно -
Не за то ведь умирали,
чтоб прославиться в веках…
Заканчивали мы вместе с мелким почти что на равных. С того вечера говорить стало получаться потихоньку. Сперва не особо разберешь, но со временем все лучше и лучше.
Объяснил мне мелкий, о чем старик говорил перед смертью. Про старшого.
Про то время давнее, когда маманя померла, да, выходит, не своей смертью. Я тогда в отъезде был, вернулся уж к могилке. А мелкому дядька наш старый, сызмальства к нам приставленный, успел рассказать кой-чего. Видел дядька, как заходил в домик мамани, крадучись, ночью старшой. Видел, как, озираясь, выходил. А вот маманю живой опосля того никто не видел. Дядька через пару дней пропал. Искать его и не искали вовсе.
Мелкий тогда, меня не дожидаючись, решился уж было, после дядькиного рассказа, поутру прилюдно вызвать старшого на бой смертный. Да приснился ему ночью какой-то