– А-а, господин Защитник Отечества? – он, кривляясь, сделал что-то вроде реверанса – Поздравляем-с с победою-с! – Судя по длинным волосам и цивильному, но эпатирующему виду, это был представитель богемы. Некто, мнящий себя поэтом.
Надо заметить, что Санкт-Петербург начала XX века просто кишел поэтами. Всякий, посещающий литературное собрание, считал себя поэтом – как минимум. Но если бы довелось посетить эти собрания иностранцу, то он непременно решил бы, что это не литературное, а скорее политическое общество.
Раздались смешки и дурашливые восклицания:
– О! Кого имеем честь созерцать – наши обмишурившиеся чудо-богатыри!
– Что, господа-воители, обгадились?
– Обделались, герои?
– Геройски обделались! – сострил один из студентов.
Вся группа скабрезно заржала, гримасничая красными разгоряченными лицами. От них веяло чем-то нездоровым, в том числе и выпитыми водкою, и пивом, и еще чем-то кислым – то ли капустою, то ли залежавшейся селедкой, то ли застоявшимися солеными огурцами или просто несвежим телом.
– Надавали вам япошки по мордасам, – продолжал первый, – по чванливому суконному российскому рылу. Великая империя! – его лицо исказилось от злости, закрученные напомаженные усики дернулись, как от боли, – Гниль, помойная яма!
– Да здравствует японский император! – раздалось из-за его спины.
Усатый выбросил руку вверх:
– Господа!! Виват адмиралу Хейхатиро Того! – при этом он оскалился.
Так, должно быть, улыбался Хам, таща за руки своих братьев посмотреть на уснувшего обнаженного отца, спасшего всё живое на земле от потопа.
Негативное отношение «русской общественности» к войне было для Макарова уже делом не новым. Вести об этом доходили даже до фронта. Но ни он, ни прочие сограждане не подозревали, что на формирование общественного мнения в России Германия и Америка тратят изрядные суммы денег. Здесь, в Петербурге, лежа в госпитале, Макаров прочитал несколько номеров специальной военной газеты «Русский инвалид» – одной из самых лояльных, наименее залибераленных и наиболее патриотичных. Но даже там события освещались совсем недолжным образом. Говорили, что по газете «Русский инвалид» японцы корректировали планы своих военных действий, заранее зная о планах русского командования. Настолько в угоду гласности и «свободе» печати подробно и беззастенчиво публиковались все распоряжения военного министра, описывались предстоящие манёвры, передислокации и перегруппировки русских войск в районе боевых действий. Эти описания для гражданской публики были совершенно излишними, разве только для того, чтобы вызвать очередной взрыв сарказма.
Что уж говорить о таких газетных изданиях, как эсеровская нелегальная газета «Революционная Россия», открыто призывающая к