А казалось, что это так незыблемо – на многие годы, на века и тысячелетия, – навсегда. Такое все было безысходное, неподъемное и глыбообразное, точь-в-точь кладбищенский монолит из красного гранита. А вот прошло всего 10—15 лет и почти ничего не осталось. Все утопло.
Никто уже, как раньше, не требует долива пива после отстоя пены. Да и у кого требовать. Нет уже ни тех грязных и шумных пивных заведений с их кислым специфическим запахом, с утра до вечера наполненных нечистыми мужиками. Нет тех утренних ларьков, с хвостиком угрюмой очереди из тех же вчерашних еще непохмеленных мужиков. Нет тех железных бочек с пивом, окруженных возбужденной говорливой толпой с канистрами, бидонами и трехлитровыми баллонами, и просто с кружками и пол-литровыми банками в руках…
Всё поглотила вода Времени…
А ведь эти желтые бочки с черной надписью «ПИВО» на боку, как яркие поганки, торчали тогда не только в местах многолюдных, но и прятались в тиши тихих кривоколенных московских переулков. Где-ни-будь на вытоптанной площадке пустыря, у покосившихся гаражей, в кружевной тени разлапистого векового тополя.
Если за день все пиво продать не удавалось, то специальный приделанный с торца этого огромного термоса тоже железный ящик с бачком и простейшим устройством для мытья стеклянных кружек, наглухо закрывали на огромный висячий замок и оставляли до утра.
Я даже помню одну жуткую историю, связанную с этим бочковым пивом. Вот она:
У Андрея Горина, Гариковского приятеля – был еще один – другой приятель. Оба этих приятеля, а также еще и все другие их приятели, а также и сам Гарик друг Горина, и приятель всех этих приятелей, не говоря уже о самом Горине, обожали свежее бочковое пиво. Но вот беда – они никогда не могли напиться им всласть, потому что: то денег у них на это не хватало, то точка закрывалась не вовремя, то здоровье кончалось, внезапно отключая организм от этого восхитительного процесса.
И никогда не было так, что вот, к примеру, – пили вечером пиво, пили – сколько влезет – до упада, а утром проснулись, а пива этого еще завались – полный холодильник и еще на балконе, и можно снова пить, пить и пить. Вот ни разу в жизни ничего подобного с ними не случалось, но очень хотелось. Можно сказать, – мечта у них такая была.
В Коммунизм, который обещал удовлетворение потребностей в полном их объеме, как-то не очень-то уже и верилось, хотя про него давно было обещано сверху, причем, очень конкретно – мол, вступает в силу прямо с 1 января 1980 года. Вроде не так уж и долго ждать, но как-то – вот не верилось и всё тут.
Мы еще в школе часто все втроем – Я, Гарик и Лапин, с удовольствием представляли себе этот волшебный, но по малолетству еще не очень понятный переход от социализма к этому вожделенному Коммунизму.
Утром первого числа после Нового, 1980-го года глаза продрал, в окошко выглянул, а там лепота зимняя: тишина утренняя посленовогодняя –