Он совершил классическую ошибку мужчин, которые упускают из виду, что женщина в стрессе становится нечувствительна к любым проявлениям юмора. Зинаида Александровна только нахмурилась.
– Не отстирывается пальто, что ты поделаешь, – промолвила она с досадой. – Но Доротея Карловна пообещала достать какое-то чудо-средство.
Всего в квартире номер 51 было девять комнат. Две занимал Ломакин с семьей, третью – Морозовы, четвертую – Родионов, пятую – Таня Киселева, шестую – Акулина Петровна, седьмую – парикмахер Пряничников со своей красавицей-женой, восьмую – писатель, также с супругой, а в девятой ютилась старая графиня Игнатьева со своей верной компаньонкой Доротеей Карловной. Все считали последнюю немкой, хотя много лет назад она приехала в Российскую империю из Швейцарии, да так тут и осталась, не пожелав покинуть хозяйку, давно утратившую все свои богатства и именовавшуюся ныне не графиней, а «бывшей», то есть особой, имевшей значение только во времена царизма – эпохи, к которой теперь прилагались исключительно клеймящие эпитеты. Бывшая графиня жила очень одиноко и почти не выходила из комнаты, с соседями отношений также не поддерживала, и все общение шло через Доротею Карловну, всегда улыбчивую и приветливую. Вопрос, на какие средства графиня существует, весьма занимал пытливые умы, особенно ум Ломакина, но даже он успокоился, когда узнал, что графине помогает материально один из ее сыновей, служащий в крупной библиотеке. В коммуналке к графине относились по-разному, но большинство более или менее явно ее жалели. Исключение составляла только бабка Акулина, которая была не прочь завладеть комнатой Игнатьевой. Бабка не раз заявляла, что графиня – контрреволюционерка, а ее компаньонка наверняка шпионка, но, хотя времена на дворе стояли вовсе не вегетарианские, ни графиню, ни Доротею Карловну никто почему-то не трогал.
– Я могу пока походить в плаще, – сказала Нина матери, высунувшись из-за шкафа.
– В такую погоду?
– Я не замерзну, – заявила Нина упрямо.
Зинаида Александровна махнула рукой и опустилась в кресло. Нина надулась и скрылась за шкафами.
– Ах, боже мой, – простонала Зинаида Александровна, растирая виски. – Вот тебе и «Сусанин»! Никогда я не любила Глинку. И эта сумка! Неужели она не понимает, что не в деньгах дело, а в обмане? – Василий Иванович благоразумно безмолвствовал. – Если Доротея Карловна не поможет, пропало пальто. – Муж, храня молчание, поглядывал на портрет Верди. – А если бы с ней что-то случилось? – вскинулась Зинаида Александровна. – Неужели она не задумывается, что я, что ты…
Тут Морозов решил, что пора все же вмешаться.
– По-моему, ей кто-то понравился, – уронил он задумчиво.
Зинаида Александровна, пораженная оборотом, который принимал разговор, смотрела на мужа во все глаза.
– Вася, но это ведь невозможно! Он же рыжий!
– Ну и что, что рыжий, – отозвался Василий Иванович, втайне наслаждаясь нелогичностью