Матери пришлось уступить, и, к великому ее огорчению, белоснежное одеяние, ветка вербы и позолоченный тюрбан за их полной ненадобностью были навсегда убраны в старый шкаф.
Маленький бунтарь с превеликим удовольствием отправился в светскую школу того самого Шемси-эфенди, о которой говорил Али Риза на памятном для всех семейном совете.
Конечно, его новой школе тоже было далеко до совершенства, но по сравнению с медресе это был шаг вперед.
Очень скоро Шемси-эфенди во весь голос заговорил о необычайном математическом таланте мальчика.
Не уступал он своим сверстникам и в других науках, на лету схватывая то, что с трудом давалось другим детям.
Но, как это ни печально, учился Мустафа недолго.
От чахотки умер потерпевший фиаско во всех своих коммерческих начинаниях и постоянно топивший свое горе на дне бутылки Али Риза, и семья оказалась на грани нищеты.
Чиновничья пенсия составляла сущие гроши, и, дабы хоть как-то сводить концы с концами, Зюбейде-ханым стала сдавать часть дома.
Денег все равно не хватало, и увязшая в долгах вдова была близка к отчаянию.
И, как это часто бывает, помощь подоспела с совершенно неожиданной стороны.
Вместе с Мустафой и его младшей сестрой отчаявшуюся женщину пригласил к себе ее сводный брат Хуссейн-ага, который работал управляющим крупного поместья в каких-то двадцати пяти километрах от Салоник.
Правда, и по сей день остается неизвестным, на самом ли деле испытывал приложивший руку к несчастливому браку Зюбейде-ханым «братец» угрызения совести, или был, как поговаривали злые языки, весьма неравнодушен к голубым глазам своей названой «сестрицы», выглядевшей, несмотря на пять родов, достаточно привлекательной.
Как бы там ни было, так своевременно последовавшее предложение было принято, и совершенно неожиданно для себя маленький Мустафа оказался в деревне, где царили первозданная тишина и полное отсутствие каких бы то ни было занятий.
Очень скоро сельская идиллия начала угнетать мальчика, чья деятельная натура настоятельно требовала хоть какого-нибудь занятия.
Но когда его дядька нашел ему таковое, Мустафа только презрительно скривил губы.
Ему совсем не улыбалось гонять ворон с полей, и он стал еще более дерзким и неуправляемым.
Понимавшая состояние сына мать не обижалась.
Да, чистый воздух и хорошее питание стоили дорогого, но и они не могли заменить чтения книг и общения с образованными людьми.
Дабы хоть чем-то занять сына и дать выход его постоянно бившей через край энергии, Зюбейде-ханым устроила его в расположенную в соседнем селе христианскую школу.
Но и здесь ее ждало разочарование: у мальчика не было ни малейшей охоты изучать старые и новые заветы из пришедшей на смену Корану Библии.
Ее взор упал на местного письмоводителя, но уже с первых уроков тот