Флейта тяжко вздохнула. Вот уже шестой день ей приходилось выслушивать мое нытье и гневные вопли, а мне – помогать ей убираться после завтрака, обеда и ужина. Мало того, что это попахивало гендерной дискриминацией, учитывая то, что подобным занимались только такие же «беспомощные женщины», какой, по мнению Грейса, являлась и я, так еще и кожа едва не пошла волдырями от этой ужасной щетки, которой приходилось драить мусорные ведра после их опорожнения. И почему я до сих пор не уберусь из этого лагеря в чертов Орегон?!
«Потому что в глубине души ты знаешь, что не протянешь за пределами лагеря и дня, если таких, как Верити, действительно стало больше», раздался строгий голос недремлющего здравого смысла у меня в голове, «И потому что тебя удерживает здесь тот голубоглазый красавчик, перед которым ты так здорово облажалась. К слову, не думаешь, что пора исправлять ситуацию?».
Да, пора. Вот только как?
– Я шведка, – ответила Флейта горделиво, убирая в стопку еще одну сверкающую до блеска кастрюлю. – Брат учил меня ругаться только на шведском.
– А я-то думаю, чего ты так картавишь…
– Я картавлю, потому что это заводит парней, – Флейта усмехнулась и, действительно, ее речь тут же сделалась обыкновенной, как у среднестатистической американки из Джерси. – А вообще я родилась в Нью-Йорке.
– Но, когда нужно, ты шведка, – ухмыльнулась я иронично. – Удобно.
– Лучше взгляни, что мне подарил Тото, – вдруг восторженно залепетала (снова со шведским акцентом) Флейта, покрутив у меня перед лицом маленьким, переливающимся зеркальцем из выкрашенного под металл пластика, исписанным рисунками заморских птиц. Банальная туалетная вещица, от которой Флейта, кажется, была готова пищать от восторга. – Он принес его со вчерашней вылазки. Сказал, что такая красивая вещь должна принадлежать не менее красивой девушке… Ну, понимаешь, да?
Я ухмыльнулась и пожала плечами. Я до сих пор не спросила Флейту, сколько ей лет, но, судя по внешним данным, она была моей ровесницей, а вот судя по извечному умилению, мечтательной улыбке и непосредственной добродушности… Лет двенадцать, и то с натяжкой. И это, черт возьми, было действительно так до приторности мило, что я боялась подхватить сахарный диабет.
– Вы с Тото встречаетесь? – спросила я, лишь бы развеять скуку за очередным половником, который была вынуждена отмывать от прикрепшегося, дешевого подсолнечного масла.
– Не то, чтобы встречаемся, но… – Флейта потерла рукавом толстовки разрумянившуюся щеку, испачканную в мыле, и тепло улыбнулась. – Он очень хороший. И умный. Мы познакомились, когда нас обоих нашел Крис. Бродили в радиусе двух километров друг от друга и даже ни разу не встретились… Знаешь, как метко Тото стреляет? Однажды,