Палата ИОВ. Ефрем Рябов

центровалась, как обычно, вокруг Таксиста, интерпретировавшего любые сны и знавшего причины всех болей и способы их устранения. У туалета выстроилась очередь. Вовсю журчала вода в умывальниках. Раздатчица спустилась вниз с гремящими ведрами. Пошел умываться Боксер перед славной молочной кашей. Начал мерить коридор шагами измученный за ночь Сварной. Пацана в это время могли видеть одновременно в нескольких местах, он обладал способностью раздваиваться. Везде успевая, он сумел разведать, что на завтрак предстоит пшеная каша, а последующий профессорский обход неминуем как восход солнца. Предваряя профессорский обход, палаты оббежала Коротышка, необычайно суетившаяся и переживавшая, что не гармонировало с ледяным спокойствием, которым она отличалась во время «горячих» уколов хлористого кальция.

      Наконец, и в палату И. О. В. ввалилась толпа в белых халатах, перекрасив собой серые стены и мысли. Профессор в роли предводителя налетевшей стаи присела на ближайшую к двери кровать Пацана, придавив его взглядом к подушке. Казах, Боксер и Сварной скромно сидели на своих койках и проигрывали комбинации на пальцах. Больных представляла куратор палаты Наша Женщина. Красивые голубые глаза ее сверкнули холодным блеском, длинные аккуратные пальцы профессионально чистых рук запорхали по страницам истории болезни Пацана, она вычитывала актуальные места, пересыпая свою речь непонятными терминами. Для удобства Наша Женщина решила опереться основанием таза о спинку кровати Боксера, как раз там, где мирно почивале его кулак. Боксер ощутил засасыающую мякоть женского тела и разомлел от несвоевременных ощущений профессорского обхода: сексуальная атака застала его врасплох. Только Казах заметил расслабленную позу Нашей Женщины и вклинившуюся в стерильные округлости руку Боксера. Казах криво улыбнулся, заподозрив в действиях Боксера преднамеренность. Боксер метнул пару красноречивых молний в сторону Казаха, чтобы отвлечь его внимание, но Казах на них не среагировал, а решил, что и ему не хватает точек опор в этой жизни, и присоседился к руке Боксера, выдавая своей ущербной мимикой причастность к тайне. Казах как-то обмолвился, что Наша Женщина – самая красивая дама, каких он только видел за свою жизнь, но, по его мнению, немного худая. «Сколько тела от женщины нужно еще этом дураку», – подумал Боксер. Сварной о ней ничего не думал, ему было все равно, хоть колода в юбке березовая, хоть дама треф.

      Наша Женщина закончила рассказ об удачной операции «заячьей губы» у Пацана, обращаясь в основном к Профессору, а не к толпе коллег, аспирантов и практикантов. Профессор внимательно изучила объект, дала высокую оценку, прокомментировала для практикантов методику операции и последствия и рекомендовала Пацана на выписку. Следующим по ходу белохалатой касты был Сварной. По поводу его внутренней гематомы завязалась ожесточенная перепалка. Сварно, натерпевшийся за дня госпитализации, требовал оперативного вмешательства, но Профессор резала его